Михаил Михеев - Поиск в темноте

Как обычно, Борис Борисович принес нам по стакану крепкого, со вкусом заваренного, чаю. Полковник выпил один стакан, отказался от второго, что, как я уже знала, было признаком его плохого настроения.

— Про девушку, конечно, рассказал? — спросил он Бориса Борисовича.

— Рассказал.

— И про мальчика?

— И про мальчика рассказал. А что, не нужно было?

— Почему не нужно — мне меньше говорить придется. До сих пор не пойму, как это ты догадываешься, что тебе нужно рассказать, а что нет?

Полковник отодвинул стакан, положил локти на стол.

— Вот так! — насупился он. — Прохлопали мальчика, детективы!

Он произнес это таким тоном, что даже я, не имеющая к этой истории никакого отношения, почувствовала какую-то долю вины. Корпоративное мышление, сказал бы Максим.

— Всего не учтешь, согласен, — продолжал полковник, — и рисковать нам зачастую приходится. Так это нам, наш риск — он по уставу положен. А если случилось, что мы человека, который нам помочь хотел, от ножа уберечь не могли — тут уж никакие оправдания в зачет не идут. Никонову попало, конечно, а Сазонова вообще от дела отстранили. И правильно. Даже не потому, что с него главный спрос, а потому, что он уже себя в кафе засветил, и пользы от него не будет.

Я слушала полковника и жалела лейтенанта Сазонова. Понимала, что у него сейчас на душе, хотя, честно говоря, не могла бы его в чем-то обвинить. Случилось непредвиденное, как сказал Борис Борисович.

— И не осталось ни одной зацепочки, — продолжал полковник. — Так, один мираж зелено-голубой. Официанток расспросить, может, и упомнят, кто где сидел, Только, по-моему, пустое это дело. Официантки — народ болтливый, разговоры пойдут, конечно, и мы виновников вообще от кафе отпугнем, а тогда нам их нипочем не найти. Можно, правда, насильников и поискать — Никонов говорит, что девушку, похоже, на машине привезли. Так ведь еще не зима, все машины на ходу, это мы сколько там шариться будем, все впотьмах. И подумал я к этому делу с другого боку подойти.

Полковник Приходько как-то вопросительно посмотрел на меня. И вот тут-то я начала соображать, зачем, он меня пригласил. Я постаралась спокойно и согласно встретить его взгляд, и чуть заметная тень одобрения появилась в его обычно холодных серых глазах.

— Да, Евгения Сергеевна, вижу — догадываетесь. В надежде на вас я и попросил передать это мутное дело в наш отдел. Должны мы с вами разыскать преступников. Любой ценой должны отыскать. Найдем и об этом в газетах напишем, чтобы люди нашу уверенность почувствовали, что никому мы не позволим безнаказанно покушаться ни на чью-то жизнь, ни на девичью честь. Доверил нам народ такие обязанности, и должны мы их выполнять.

Я не сразу нашлась, что сказать, а мне не хотелось, чтобы полковник расценил мое молчание, как некую неуверенность или еще что.

— Буду стараться, — просто ответила я.

— Я это знаю, — кивнул полковник. — Другого ответа и не ждал, но всё равно приятно услышать.

Он опять облокотился на стол, взгляд его потеплел, он даже усмехнулся чуть, видимо, каким-то своим мыслям.

— Тут еще такое дело… Мой начальник сегодня мне лекцию прочитал. Ладно, не при всех, а после заседания. А начал он так: «Это, конечно, хорошо, что полковник Приходько промашку ребят из уголовного розыска принял как свою собственную беду и помощь пообещал, и догадываюсь, на кого он рассчитывает. Так не думает ли полковник Приходько, что уж очень он удобно устроился, законспирировал у себя в отделе молодую женщину, на гулянки с хапугами ее посылает, в Обском море чуть не утопил. Правда, дело Аллаховой закончил «на пятерку» и победителей вроде бы не судят, но не слишком ли свободно работает начальник отдела, прямо не отдел, а «сыскное бюро полковника Приходько». Вот так он мне выговаривал, а я молчал. Да и что мог сказать? Прав он, если по правде-то. Спаивал вас у Аллаховой и в Обском море чуть не утопил — было такое. Старый стал, видимо, сам путного ничего посоветовать не мог и не ожидал, что вы такую разведку боем устроите. Не учел. Угнаться за вами, молодежью, уже не могу. Как, Борис Борисович, может, мне уже пора на бережок — рыбку ловить?

— Так вы рыбку-то, по-моему, сроду не ловили, — заметил Борис Борисович.

— Не ловил, верно. Всю жизнь, как помню, только разную шпану да жуликов ловлю. Значит, поздно мне на рыбную ловлю переучиваться. Я тут сам себе однажды ревизию устроил, подумал: узнай я заранее, что, вы надумали на Обское море ехать, отговорил бы вас от лишнего риска, и, кто знает, добрались бы мы до фальшивых накладных Аллаховой? Конечно, не в оправдание себе, просто факты привожу. Но, если бы вы тогда с моря живой не вернулись, я бы из милиции ушел. За ненадобностью, как несоответствующий. Все время я за вас в ответе, Евгения Сергеевна, и не забывал этого ни на минуту. Но и вы не забывайте, прошу вас…

— Я не забываю. Спасибо вам, товарищ полковник. …

Что еще я могла сказать в ответ на эти по-отцовски теплые слова?

— И все еще вас в секрете держу. Погоны ваши только издали показал. Хотя и собирался было вам форму вернуть, раздумал пока. И начальство со мной согласилось. Понятно, что последняя ниточка по делу Конюховой и Севина в кафе уходит, другой нет. А в кафе оперуполномоченного в форме не пошлешь. Но сказали мне: «Смотри, полковник, все время по краю ходишь, и везет тебе пока что, везет!» Что ж, ответил я, правильно, везет! И оба по столу постучали, шутя, конечно, но постучали, вот как сейчас.

И полковник Приходько даже без улыбки постучал костяшками пальцев по столу.

— Столешница-то пластмассовая, — ухмыльнулся Борис Борисович.

— Да ну? Тогда я по стулу постучу, стул-то, поди, у тебя все же деревянный… Видите, Евгения Сергеевна, расхвастался я перед начальством и отступать после таких заверений некуда. Ловить будем паразита этого. И поймаем, обязательно поймаем. Налей-ка мне, Борис Борисович, еще стаканчик. Я вот на Евгению Сергеевну посмотрел, и настроение у меня, прямо говорю, улучшилось.

Борис Борисович принес полковнику чаю. Я отказалась. Говорить мне было нечего, спрашивать пока тоже не о чем, и я сидела, что называется, «сложа ручки». Но вот полковник Приходько отодвинул пустой стакан, повозился на стуле за столом, устраиваясь поудобнее, — это означало, что инструкция будет длинная, и я приготовилась слушать. Я никогда и ничего не записывала, память у меня была хорошая, полковник это знал, и похоже, ему нравилось, что у меня с собой даже записной книжки нет. Да и записывать пока тоже было бы нечего, план поиска был несложен поначалу, продолжение его зависело от обстоятельств, которые ни полковник, ни я предугадать бы не смогли.

— По убийству Севина шуму в кафе поднимать не будем. Чтобы эту компанию не спугнуть. Судя по всему, бывают они в кафе часто. Даже если главный виновник и притаился, то остальные, думаю, придут, по старой памяти. Бояться им вроде нечего, подозрений на них нет. Да и мы еще наведем «тень на плетень». В «Вечерке» напечатаем статью, вообще о работе молодежных кафе, что пока там слаб общественный надзор, имеются случаи злостного хулиганства, виновники задержаны, ведется следствие. На «Капельки» ссылаться не станем, и все это будет сущей правдой — есть у нас задержанные из других кафе. Вот за такой статьей я и ездил к Крылову, — работник он опытный, ему много объяснять не нужно. Он тут же при мне и статью написал. А я ее тут же в редакцию «Вечерки» отвез.