Николай Леонов - Деньги или закон

Петька продолжал плакаться. Митек хоть и не в законе, но вор авторитетный. О долге на зоне через месяц узнают, положат у параши, а то и опетушат.

Бестаев разозлился:

- Не пойму, чего ты от меня хочешь?

- Объявится Митек днями, передай ему баксы, скажи. Лещ парится, а тебе кланяться велел.

Просьба одноклассника Сергею не понравилась, но показалась вполне ерундовой. Подумаешь - у одного взять, другому отдать.

- Не фуфло, зелень настоящая?

- Серега, матерью клянусь, как можно? Сам посмотришь, - вынул из кармана мятый конверт.

Десять хрустящих бумажек оказались убедительнее слов. Сергей посмотрел их на свет, убрал в карман, сказал нравоучительно:

- Салага, кто же у серьезного вора деньги взаймы берет?

Первую сотню Сергей легкомысленно истратил и через три дня честно положил обратно в конверт. Старый Митек не появлялся. Сергей даже людей поспрашивал, но никто Хромого не видел. Оперу и в голову не приходило, что несколько пар глаз на ним присматривают, обращая основное внимание на его расходы. Но доллары Бестаев не трогал.

Женщины были его слабостью, он пользовался у них успехом, - плюс свободная большая квартира. Расходы по данному вопросу укладывались в должностной оклад. Да еще существовали женщины, мечтавшие сами на красавца потратиться, лишь бы удержать его лишнюю недельку. Правда, не все они Бестаеву нравились. Одна осрамилась сразу. Она взяла Сергея под руку и, тяжело дыша, сказала:

- Сотня? Чего так дешево? Я лично беру двести.

Тут случилось непредвиденное: Сергей влюбился, да не в артистку, а в цветочницу Люську, что появилась с ромашками на его территории. И девка была обычная, не лучше других, но грудь у нее была потрясающая. Зная свои козыри, Люська не носила лифчика, колыхала своим богатством, мало кто из мужчин не останавливался, открыв рот, не покупал букет ромашек. Груди у Люськи были большие, но не обвислые, воинственно торчали сквозь тоненькое платье, словно орудие главного калибра. Этим калибром она по первости и привлекла Сергея.

"А что? - подумал оперуполномоченный. - Какой грех в разовом обладании такими сиськами? Родину я, что ли, продаю?" И кинулся во все тяжкие.

Но ошибся и здорово. Главное достоинство Люськи было совсем не в сиськах, напоминавших - по ближайшем рассмотрении и ощупывании - силиконовые, которых Сергей никогда не трогал, но зато много о таковых слышал и даже видел на картинках. "Это же гранит..." - произнес разочарованно, но Люська загадочно усмехнулась и начала расстегивать Сергею ширинку. Быстрые ее пальцы мелькали, как ласточки перед дождем, Сергей удивленно замер и спросил с недоумением: "Мы, что же, прямо в одежде?" Люська ухмыльнулась: "То, чем мы сейчас займемся, раздевания не требует. Оно даже вредно. Слыхал о "французской любви"?" Сергей сделал вид, что оскорблен в лучших чувствах. "Минет, что ли?" - спросил не без волнения. Об этом он знал, но все предыдущие его пассии делать ничего не умели, и сладостный - по его представлению - процесс всегда превращался в муку мученическую.

На этот раз все получилось по-другому. Как только предмет Люськиных вожделений выскочил из ширинки, она зажала его в левой руке и, приблизив лицо вплотную, обдавая естество нервным прерывистым дыханием, слегка прикоснулась языком, кончиком, точнее, и Сергей почувствовал себя не то космонавтом, умершим и попавшим в рай, не то... Он не знал, как это все называется и как обозначить свои ощущения. Не до того было оперуполномоченному.

Люськин язык вращался все быстрее и быстрее, кончик уже ввинчивался в узенькое отверстие, хотя по законам физики этого не должно было случиться, потом Люська перешла на набухшее кровью пещеристое тело и тут же - на уздечку, которую защекотала до смерти - во всяком случае, Бестаев воспринял случившееся именно так. Издав ужасающий вопль восторга и наслаждения, он мощно оросил Люськино лицо детородным своим содержимым, она тоже завопила как зарезанная, и оба рухнули и лежали на грязном полу недвижимы часа два...

Нужно ли объяснять, что ровно через пять дней от зелененьких не осталось и следа? Бестаев даже не заметил, как это произошло.

И тогда на свет Божий появился Хромой. Он подошел к Бестаеву и, скромно глядя в землю, сказал:

- Привет, командир. Я давеча с зоны "маляву" получил. Лещ сообщил, что оставил у тебя кое-что. Хотелось бы получить.

- Оставил, да истратил я, - напрямую ответил Сергей, считая, хромой пожилой уголовник смирится и против представителя власти не попрет.

- То не мои деньги, общаковые, люди не поймут, следует вернуть, Черт.

- Не называй меня так, я для тебя старший оперуполномоченный капитан милиции Бестаев. А детскую кличку забудь.

- Не серчай, Черт, как деньги вернешь, маршалом станешь, - ответил Хромой. - Человек, который грош из общака взял, наш человек. Не веришь, у своего подполковника спроси, он старый сыскарь, все законы знает.

- Хорошо, - смирился Сергей, - заработаю, продам кое-что и отдам.

- Квартиру поменяй, остальное шелуха, в жизни не отдашь. Считай, с сегодняшнего дня счетчик работает. Десять процентов в день. Учитывая мою к тебе давнюю любовь, - Хромой ощерился, - можно отработать.

- Я воровать не пойду, - твердо сказал Сергей.

- Ты воровать и не умеешь. Напильник в руках держишь? Приходи ко мне к вечеру, столкуемся.

Митек Хромой жил в бывшей дворницкой, в полуподвале, занимал две комнатушки. В одной спал да ел, в другой мастеровал, чинил замки да краны. Как вскоре понял Бестаев, Хромой изготавливал уникальные отмычки, изготовлял ключи по слепкам, воровская братва мастера ценила, сама садилась, но Хромого Митька не сдавала.

Сергей Бестаев, он же Черт, оказался учеником на редкость способным. У него был очень точный глаз и на удивление чуткие пальцы. Он продолжал служить в розыске, правда, азарта в нем сильно поубавилось. Поздним вечером или ранним утром он точил воровской инструмент.

Примерно через месяц Хромой заявил:

- Мы, воры, люди честные, ты свой должок погасил, можешь отправляться на все четыре стороны.

То же самое можно сказать привыкшему к зелью наркоману. Особо не напрягаясь. Черт зарабатывал в подвале не один оклад, и не надо писать осточертевшие бумаги, тянуться перед дураками на ковре. Главное, к тому времени Бестаев понял: так или иначе, "берут" практически большинство коллег. Точнее, берет каждый, кому дают.

Он валялся в свободное время на тахте, и однажды услышал, что "демократы" расстреляли из танков Парламент, назвав свои действия защитой конституционного строя. И тогда Бестаев понял, что правила в этой жизни устанавливает не он. "Никого не обижаю, не беру чужого, а люди делают оружие, из которого убивают миллионы, и спят спокойно, - подумал он. - Я же делаю ключи и отмычки, а люди (он и не заметил, как стал называть воров людьми) меня никогда не назовут". Человеческая жизнь часто складывается не лучшим образом. После событий начали перетряхивать спецслужбы и милицию. Выяснилось, что капитан Бестаев отсутствовал на каком-то совещании в поддержку демократии и Президента. Капитан в это время проводил оперативные мероприятия, документы имелись, их никто смотреть не стал, Бестаева уволили, он оказался на улице.