Кнут Фалдбаккен - Ночной мороз

— Прямо какой-то идиотский спиритический сеанс! — Злобно скривившись, Фейринг тем не менее понизил голос, стоя на широких, вытертых досках пола. Видимо, в оккультизме он не силен.

Валманну вспомнились слова Гудрун Бауге о «неформальных» общинах, поселившихся в этих местах. Ему было известно про экопоселения. Вообще-то однажды на празднике он ел запеченную «экологическую» свинину из Станге, и на вкус она оказалась превосходной. Однако он мало чего слышал про религиозные коммуны и сообщества, поддерживающие различные нестандартные философские идеи. Если такие и существовали, то деятельность их, во всяком случае, была незаметной. Насколько он знал, в полиции ни один из таких видов деятельности зарегистрирован не был. В отличие от сообществ христианской молодежи, чьей целью была активная миссионерская деятельность в расхристанном Хедмарке. На них часто поступали жалобы из-за громкой музыки, доносящейся из миссионерских автобусов.

— Снимите отпечатки пальцев еще раз. Если все осталось по-прежнему, мы, по крайней мере, можем обнаружить хоть какую-то взаимосвязь.

Валманна начало по-настоящему раздражать то, что ему приходилось планировать дальнейшую работу при Фейринге. Его молодой коллега кивнул с таким видом, будто давно уже так и решил и даже начал воплощать задуманное. Ну что ж, и правильно сделал, устало подумал Валманн. Он решил не рассказывать Фейрингу о своем разговоре с фру Бауге о «приезжих из Стейнера и других чокнутых», которые предположительно здесь селились. Он был уверен, что настолько неясные и почти бесполезные сведения этот юный карьерист воспримет крайне отрицательно.

Мобильник Фейринга зазвонил, когда они стояли и рассматривали круг из выгоревших свечек.

Отвечал Фейринг быстро и вежливо, однако, закрыв крышку телефона, не смог сдержать довольной ухмылки.

— Вон оно что! — коротко сказал он, поглаживая подбородок, словно он был не намерен вдаваться в объяснения.

Валманн, в свою очередь, не намерен был спрашивать, о чем это он. Главное, чтобы это касалось расследования. Поэтому они остались стоять на своих местах, пытаясь осознать смысл этого круга из свечных огарков. Затем взгляд его упал на предмет, не замеченный ранее, и предмет этот явно оказался здесь после того, как они провели обыск. Цветы. Кто-то принес сюда букет свежих цветов и положил их почему-то на маленькую дощечку, лежавшую на полу возле плиты! То есть когда их положили туда, цветы явно были свежими, а теперь уже увяли. Насколько он мог судить, это была ветреница дубравная. Она здесь рано распускалась. По пути сюда он видел полянки цветов, напоминавшие разбросанные по лесу белые облачка.

— Взаимосвязь есть, — произнес Фейринг, проследив за его взглядом. Фейрингу захотелось обратить на себя внимание. — Они провели анализ пятен на полу, которые могли оказаться кровью. — Он кивком указал на печку. Дрова оттуда убрали, а на полу еще можно было различить следы оборудования и реактивов, оставленные криминалистами. — Это и есть кровь. И это кровь того покойника, что нашли на осыпи!

— А здесь кто-то, должно быть, почтил его память и оставил цветы на месте его смерти… — Голос Валманна был чуть хриплым.

Они ненадолго замолчали, захваченные удивительной атмосферой этой комнаты, где ржавая печка стала свидетельницей насильственной смерти и весеннего гимна жизни. Валманн искал что-нибудь еще (все, что угодно!), что бы навело на мысль. Ему нужен был ключ к этому закрытому шифру, сложившемуся в результате трехнедельных наблюдений, находок и догадок, которые говорили сами за себя, но никуда не вели, не выводили на след человека, который годился бы на роль подозреваемого, и даже не создавали какой-нибудь версии того, что здесь произошло и почему.

Единственной опорной точкой были следы. С его места цепочка следов, освещенных косыми лучами яркого солнца, казалась отпечатанной на дощатом полу. Ему сразу вспомнились следы на вилле Скугли, грязные отпечатки кроссовок в коридоре и на кухне (на редкость грязные, подумал тогда он, если бы посетитель желал остаться незамеченным, он не стал бы так следить). Эти следы были схожи… Рисунки на подошве одинаковые, — во всяком случае, так казалось.

Дай только повод — и он тут же вспоминает про виллу Скугли. Как это на него похоже!

Что доказывают одинаковые следы от кроссовок? Одинаковые кроссовки продаются десятками тысяч. Худшее доказательство и придумать сложно. Может, стоит проверить, насколько рисунок истерся?

— Я попрошу Трульсена еще раз проверить следы, оставленные на вилле Скугли, — вслух сказал он.

Фейринг изумленно взглянул на него.

— По-твоему, они как-то связаны?

— Просто хочу проверить одну идею.

Своей группе он не рассказывал о чеке из «Киви-на-шоссе». Он решил держаться в стороне: его знакомство с Хаммерсенгами уже привлекало достаточно внимания. Вряд ли его внезапный интерес к следам в коридоре сочтут естественным и дозволенным. Во всяком случае, такова была реакция Фейринга. Однако сейчас ему было наплевать. Он должен попытаться.

Фасон и размер кроссовок совпадали.

И что с того? Теоретически кроссовки могли оказаться теми же, но следы были оставлены на твердой поверхности, поэтому было сложно проверить, одинаково ли истерлись подошвы. Стоя позади, Трульсен через плечо поочередно поглядывал то на него, то на разложенные на столе увеличенные снимки следов и намеренно громко фыркал. Спасибо «мыслителю» Валманну за пару часов бесполезной работы. Трульсен молча дышал ему в затылок, наконец поднялся и дал понять, что для него зацепок здесь нет. Признавать поражение Валманн не желал. Не перед этим человеком. Он заупрямился. И продолжал сидеть. Он интуитивно чувствовал, что зацепка здесь есть, но не мог сообразить, какая именно. Наклонившись, словно игрок в покер, поставивший на карту все состояние, он разглядывал фотографии: на некоторых — грязные размазанные отпечатки, на других — отчетливый, почти изящный рисунок. В телесериалах про работу полицейских криминалисты, экипированные как астронавты, могли определить, откуда взялись несколько песчинок, и ошибиться лишь на пару сотен метров. Криминалисты из отделения в Хамаре не были на такое способны. Согласно отчету, исследование показало, что грязь на следах — это обычная почва из восточнонорвежского леса, а в их округе такие леса занимают несколько тысяч квадратных километров (например, в двадцати метрах от входа на виллу тоже растет такой лес). Он смог разглядеть придавленные веточки, хвойные иголки, длинную сухую травинку, зеленый листик и нечто напоминающее свежий желтый цветок. «Должно быть, его оставили там незадолго до того, как следы сфотографировали», — осенило его. Но ведь следы сфотографировали сразу же после того, как супругов Хаммерсенг обнаружили мертвыми, а произошло это лишь спустя две недели после того, как фру Лидия упала с лестницы и умерла. И это тянет за собой множество вопросов, которыми Трульсен и его группа должны были задаться уже давно. К примеру, кто мог зайти в дом — и кому нужно было туда заходить — после смерти супругов? Из тех, кто не стал бы заявлять в полицию?