Фридрих Незнанский - Последний маршал

Белов был весьма доволен своим агентом. В КГБ, как и везде тогда, существовали разные планы, нормативы, а возможно, и соцобязательства. Видимо, благодаря Аничкину у Белова с этим было все в порядке. Примерно через полгода работы на закрытом заводе Володю взяли в штат и даже присвоили первое звание — лейтенанта госбезопасности.

Аничкин получил двухкомнатную квартиру в Новых Черемушках и женился на Оле, лаборантке с завода, скромной миниатюрной девушке, без ума в него влюбленной. Сам он относился к ней довольно спокойно. И не потому, что не любил ее. Просто за годы работы агентом госбезопасности у него выработалось отношение к любому человеку как к потенциальному объекту для внесения в очередной отчет. Это распространялось даже на близких ему людей. А иногда Аничкин невольно начинал задумываться, нет ли в его собственных мыслях чего-нибудь такого, что заинтересовало бы органы. И, надо отдать ему должное, такого не находилось.

Прошло несколько лет с того памятного дня, когда Володю Аничкина вызвали в кабинет ректора МАИ. Постепенно он начал понимать, что его юношеские мечты о романтической карьере разведчика превращаются в ничто. Работа в органах оказалась гораздо прозаичнее, чем он поначалу думал. Кроме того, даже у него, Аничкина, который никогда в жизни не позволил бы себе усомниться в правильности выбранного пути, в уме нет-нет да и всплывало неприятное и беспокоящее слово «стукач».

Да, Аничкин был недоволен своей судьбой. Вместо того чтобы, находясь где-нибудь в Лондоне и не считаясь с опасностью, выведывать военные секреты или, на худой конец, продвигаться по служебной лестнице в центральном аппарате КГБ СССР, он был вынужден торчать в давно опостылевшем ему «почтовом ящике» и строчить отчеты о том, кто, что, когда и по какому поводу ненароком сболтнул. Конечно, иногда он намекал Белову, что неплохо бы и перевести его на более перспективную работу, но тот только отмахивался, отвечая, что Володя необходим именно на этом участке работы. Что тут поделаешь?

Шанс представился внезапно и с совершенно неожиданной стороны.

Еще со студенческих лет у Аничкина был один-единственный закадычный друг — Толя Зеркалов. После окончания института тот тоже какое-то время прозябал на закрытом заводе и так же, как и Володя, клял судьбу и низкую зарплату, а потом вдруг его дела резко пошли в гору. Толю взяли на работу в крупное КБ сразу на должность завотделом. Вместе со своей женой Таней он переехал в огромную квартиру в высотке на Красной Пресне, а дачу получил не где-нибудь, а на Николиной Горе. Дружеские посиделки закончились, и теперь при встречах Толя Зеркалов мог позволить себе покровительственно похлопать Аничкина по плечу: дескать, работай и тоже выкарабкаешься. Для Володи было большой загадкой, каким образом тому удалось за короткий срок добиться таких, почти фантастических, результатов.

Как-то раз Зеркалов пригласил Аничкина на годовщину своей свадьбы. Володя пошел один: Оля не была любительницей шумных компаний да и вообще каких-либо сборищ. Все свободное время она посвящала вязке свитеров для Аничкина, хлопотам по хозяйству и запойному чтению романов сестер Бронте. Надо сказать, с годами такие наклонности жены все больше и больше раздражали Володю.

Когда Оля отказалась ехать с ним, Володя облегченно вздохнул и отправился на Николину Гору один. На фоне роскошной дачи Зеркалова стандартная квартирка Аничкиных смотрелась бы убого, и Оле трудно было бы удержаться от не намеков, нет, но красноречивых взглядов в сторону мужа. Володя давно подозревал, что в глубине души Оля считает его неудачником. Хотя какой он, к черту, неудачник? Приличная работа в Москве, квартира в нормальном районе, и потом… Нет, об этом она, судя по всему, не догадывалась. В общем, женщинам всегда мало, даже таким тихим и покладистым, какой была Оля.

Общественным транспортом на Николину Гору добраться было трудно. Это и понятно: кому же придет в голову, что у обладателей дачи в таком престижном месте (и, кстати, у их гостей тоже) нет собственной машины? Сюда ходил всего один автобус, и то с большими промежутками.

Как бы там ни было, спустя три часа Володя нажимал кнопку звонка у калитки в высокой бетонной ограде дачи Зеркалова. Через минуту ему отперла молоденькая девушка в кружевном передничке.

«Ничего себе, — подумал Володя, — неужели у него еще и горничная имеется?»

— Я к Толе Зеркалову.

— К Анатолию Семеновичу? — Аничкину показалось, что горничная (или кем она там была), увидев, что он пришел пешком, была несколько озадачена.

— Да… к Анатолию Семеновичу.

«Вот уж не думал, что когда-нибудь придется к нему по отчеству обращаться».

— Секундочку, — сказала горничная и захлопнула калитку.

Аничкину ничего не оставалось, как вынуть из смятой пачки «Родопи» сигарету и, закурив, начать оглядывать окрестности.

Да, места здесь были что надо. Разбросанные по склону большого холма дома, которые «дачами» назвать не поворачивался язык, были наполовину скрыты густой листвой деревьев. А чуть ниже, за небольшим лужком, начинался настоящий лес, в котором наверняка располагалось живописное озеро. Или живописная речка. Или что-нибудь в этом роде. Аничкин сейчас с гораздо большим удовольствием отправился бы в этот лесок, разыскал небольшую полянку, прилег на зеленую траву и хоть на часок забыл, что на свете существует проклятый «почтовый ящик», предсказуемая, а потому и надоевшая Оля, наконец, Белов. Нет, пожалуй, о Белове ни на минуту забывать не стоило. Как ни крути, только от него зависела жизнь Аничкина и только на сотрудничестве с ним он мог строить какие-то расчеты и планы на будущее. И потом, согласитесь, лежать на лесной полянке приятно после выполнения сложного и опасного задания, а так…

— Володька!

У калитки стоял Толя Зеркалов. Да, это уже был не тот Толя, которого Аничкин знал в институте. Это был розовощекий, упитанный, с явно наметившимся брюшком, а главное, уверенный в себе Анатолий Семенович Зеркалов, хозяин дачи на Николиной Горе. Одет он был в летний костюм цвета слоновой кости с широченными, по тогдашней моде, лацканами.

— Здорово… Толян. — Аничкин запнулся, но все-таки решил называть его как обычно.

— Привет-привет. А где супруга?

— Приболела, — не очень уверенно ответил Аничкин.

— Ну ладно, заходи. — Он положил ладонь на плечо Аничкина и легонько подтолкнул во двор. — Слушай, — негромко сказал Толя, когда они входили в дом, — ты это… меня Толяном не называй. Неудобно, тут родители жены…

«Начинается», — с тоской подумал Володя.

Однако когда он увидел публику, толкущуюся в необозримом холле, женщин в длинных декольтированных платьях и хорошо одетых мужчин, которые пили из высоких тонких стаканов разноцветные напитки («Коктейли!» — сообразил Аничкин) и поедали микроскопические, наколотые на тонкие шпажки бутерброды-канапе, то понял все. Вероятно, он стал участником великосветского приема, подобные которому Аничкин видел только в кино. И конечно, фамильярное обращение к хозяину дома было бы, мягко говоря, неуместным.