Эд Макбейн - Толкач

– Когда начинаются репетиции?

– Слушай, что это еще за допрос?

– Когда закончилась репетиция?

– Около часа, наверное. Мы с ребятами зашли еще выпить содовой.

– Репетиция закончилась в половине одиннадцатого, – сказал Бернс спокойно. – Тебя там не было. И в пьесе ты вообще не участвуешь, Ларри. И не участвовал. Где ты был между половиной четвертого и двумя часами ночи?

– Черт возьми! – сказал Ларри.

– Не сквернословь в моем доме.

– Боже, ты говоришь как окружной прокурор.

– Где ты был, Ларри?

– Ладно, в спектакле я не участвую, – признался Ларри. – Я не хотел говорить маме. Меня выгнали после первых же репетиций. Актера из меня не получилось. Видимо...

– Ты плохо играешь и плохо слушаешь. Ты никогда не играл в этой пьесе, Ларри. Я сказал тебе это несколько секунд назад.

– Ну...

– Зачем ты лжешь? Что ты делал все это время?

– Что я делал? – переспросил Ларри. – Послушай, пап, я хочу спать. Если ты не возражаешь, я пойду лягу.

Он уже направился к двери, когда Бернс заорал:

– Я возражаю! Вернись!

Ларри медленно повернулся к отцу.

– Здесь не вонючий полицейский участок, пап, – сказал он. – И не ори на меня, будто я твой лакей.

– Я здесь командую подольше, чем в своем участке, – сурово проговорил Бернс. – Убери свою ухмылку, а то я тебе все зубы повыбью.

У Ларри отвисла челюсть. Наконец он произнес:

– Послушай, пап, я действительно...

Бернс быстро встал со стула. Он подошел к сыну и приказал:

– Вытащи все из карманов.

– Что?

– Вытащи все...

– Подожди минутку, – сказал Ларри взволнованно. – Давай потише. Черт возьми, у тебя что, в полиции работы мало, раз ты дома продолжаешь...

– Замолчи, Ларри. В последний раз говорю.

– Сам замолчи! Я не собираюсь терпеть такого...

Бернс ударил его неожиданно и зло. Он ударил его мозолистой от вечной работы рукой так сильно, что Ларри упал.

– Вставай! – сказал Бернс.

– Только попробуй еще раз ударить меня, – пробормотал Ларри.

– Вставай! – Бернс наклонился, схватил сына за воротник, рывком поднял его на ноги и, подтащив к себе, сквозь зубы спросил: – Ты колешься?

Тишина вползла в комнату, заполнив все углы.

– Ч-ч-что? – спросил Ларри.

– Ты колешься? – повторил Бернс. Теперь он шептал, шепот его хорошо был слышен в тихой комнате, из прихожей доносилось монотонное тиканье.

– Кто тебе сказал? – выдавил из себя Ларри.

– Отвечай.

– Я... я балуюсь немного.

– Садись, – устало сказал Бернс.

– Пап, я...

– Садись, – повторил Бернс. – Пожалуйста.

Ларри сел в кресло. Бернс походил по комнате, остановился напротив сына и спросил:

– Насколько это серьезно?

– Не очень.

– Героин?

– Да.

– Давно?

– Около четырех месяцев.

– Нюхаешь?

– Нет. Нет.

– Подкожные инъекции?

– Пап, я...

– Ларри, неужели внутривенно?

– Да.

– Как это началось?

– В школе. Один парень курил травку. Марихуану. Мы называем это...

– Я знаю названия, – сказал Бернс.

– Вот так это и началось. Однажды я перепутал. Думал, что мне дали понюхать кокаин, а это оказался героин... Потом я начал делать себе уколы под кожу.

– Как скоро ты перешел на внутривенные?

– Через две недели.

– Тогда ты прочно влип, – сказал Бернс.

– Я могу сам бросить, когда захочу, – заявил Ларри с вызовом.

– Конечно. Где ты берешь наркотики?

– Послушай, пап...

– Я спрашиваю тебя как отец, а не как полицейский, – поспешно вставил Бернс.

– В... в Гровер-парке.

– У кого?

– Какая разница? Послушай, пап, я брошу, хорошо? Честное слово. Но давай сейчас оставим это. Мне как-то не по себе.

– Тебе скоро будет еще больше не по себе. Ты знал парня, которого зовут Анибал Эрнандес?

Ларри молчал.

– Послушай, сын. Ты ездил через весь город в Айсолу и почему-то покупал в Гровер-парке, на моем участке. Ты знал парня по имени Анибал Эрнандес?

– Да, – признался Ларри.

– Хорошо знал?

– Я покупал у него пару раз. Он был толкач. То есть продавал другим ребятам. Хотя и сам кололся.

– Я знаю, что значит толкач, – сказал Бернс терпеливо. – Сколько раз ты покупал у него?

– Пару раз, я же сказал тебе.

– Ты хочешь сказать, два раза?

– Ну, побольше.

– Три?

– Нет.

– Четыре? Ради всего святого, Ларри, ответь мне, сколько раз?

– Видишь ли... по правде говоря, я почти все время покупал у него. Ты же знаешь, если толкач продает хороший товар, то за него держишься. Вообще-то он был хороший парень. Несколько раз мы... мы балдели вместе. Бесплатно. В таких случаях он с меня ничего не брал за героин. Так давал. Хороший был парень.

– Ты все время говоришь «был». Значит, ты знаешь, что он умер?

– Да. Я слышал, он повесился.

– А теперь слушай меня внимательно, Ларри. На днях мне позвонили и сказали...

– Кто звонил?

– Он не назвался. Я согласился говорить, потому что это имело отношение к делу Эрнандеса. Это было еще до того, как мы получили результаты вскрытия.

– И что же?

– Этот человек сказал мне несколько вещей про тебя.

– Каких? Что я наркоман?

– Не только.

– Что еще?

– Он сказал мне, где ты был и что ты делал вечером семнадцатого декабря и ночью восемнадцатого.

– Да?

– Да.

– Так где же я был?

– В подвальной комнате Анибала Эрнандеса.

– Вот как?

– Так мне сказали по телефону.

– Ну и?..

– Это правда?

– Может быть.

– Ларри, хватит умничать. Помоги мне Господь, чтобы я...

– Хорошо, хорошо, я был у Аннабелля.

– С каких и до каких?

– Дай мне подумать... должно быть, с девяти часов. Да, с девяти и до полуночи. Точно. Я ушел от него около двенадцати.

– Ты был с ним весь тот день?

– Нет. Я встретил его на улице около девяти. Потом мы пошли к нему в подвал.

– Когда ты ушел от него, то сразу отправился домой?

– Нет. Меня порядком зацепило. Аннабелль уже клевал носом на койке, и я не хотел там заснуть. Так что я ушел и погулял по улицам.

– Тебя здорово зацепило?

– Очень, – сказал Ларри.

– Когда ты пришел домой?

– Не знаю. Очень поздно.

– Что значит очень поздно?

– Часа в три-четыре.

– До двенадцати вы с Эрнандесом были одни?

– Да.

– И он вколол себе дозу при тебе?

– Да.

– И когда ты уходил, он уже спал?

– Кемарил. Ты знаешь – не спал и не бодрствовал.

– Сколько вколол себе Эрнандес?

– Мы поделили одну шестнадцатую.

– Ты уверен?

– Уверен. Аннабелль сам сказал, когда доставал упаковку. Это была шестнадцатая. Честно тебе говорю, я был рад, что мы кололись вместе. Я боюсь колоться один. А вдруг передозирую?

– Ты сказал, что вы кололись вместе. Одним шприцем?

– Нет. У Аннабелля свой шприц, у меня свой.

– А где сейчас твой?

– Как где? У меня.

– Он и сейчас у тебя?

– Разумеется.