Донна Леон - Выстрел в лицо

Брунетти подождал, подозревая, что вопросы Патты носят чисто риторический характер, однако, видя искреннее возмущение и даже негодование начальника, ответил:

— Что точно у них происходит, мне неизвестно, синьор. Думаю, они не хотят, чтобы мы вмешивались в это дело. Капитан, с которым я вчера разговаривал — кажется, это он вам звонил, — ясно дал мне понять, что карабинерия считает это дело своим.

Лицо Патты прояснилось — у него явно гора свалилась с плеч.

— Вот и ладненько. Пусть забирают его себе. Правда, я все равно не понимаю, как такое могло случиться с работником карабинерии. Он же вроде казался таким разумным малым. И вот тебе, позволил себя убить, да еще при таких обстоятельствах.

Словно фурии, беснующиеся в мозгу сведенного с ума виной Ореста, на языке у Брунетти завертелись десятки вариантов ответа, полные сарказма и иронии. Но он мужественно затолкал их обратно и вместо этого сказал:

— Понимаете, синьор, пока не ясно, как это все случилось. Возможно, убийц было несколько.

— Все равно… — пробормотал Патта и замолчал, не закончив фразу. Похоже, решил, что беспечность и неосмотрительность Гуарино слишком очевидны, чтобы называть их вслух.

— Раз вы считаете, что лучше нам отказаться от этого дела… — протянул Брунетти, голос которого звучал симфонией неуверенности и осторожности. — Правда, есть одно «но»… Впрочем, нет, пусть действительно забирают это дело себе.

Патта накинулся на него, как злобный хорек:

— На что это вы намекаете, Брунетти?

— Понимаете, когда я говорил с Гуарино, — с притворным безразличием произнес Брунетти, — он сказал мне, что у него есть подозреваемый по тому делу об убийстве в Тессере… — И, не дожидаясь вопроса Патты, добавил: — Убили владельца транспортной компании. Перед Рождеством.

— Я не идиот, Брунетти. Я и рапорты читаю, если вы не в курсе.

— Разумеется, синьор.

— Ну, так что вам сказал этот карабинер?

— Что он не стал сообщать имя подозреваемого своим коллегам, синьор, — сказал Брунетти.

— Быть такого не может, — не поверил Патта. — Разумеется, он все им рассказал!

— Мне кажется, он не совсем им доверял, — заметил Брунетти. Кстати, это вполне могло быть правдой — Гуарино вообще мало кому доверял.

Патта не скрывал удивления — неужели такое возможно? Не давая ему переварить информацию, Брунетти продолжал свою игру.

— Он мне прямо так и сказал, — не моргнув и глазом соврал он.

— А имя он вам случайно не назвал? — чуть не выкрикнул Патта.

— Назвал, — ответил Брунетти и умолк.

— Но с какой стати? — Патта кипятился все больше.

Если сказать ему правду — Гуарино попросту почуял в Брунетти такого же честного человека, каким был сам, — начальник не поймет. Поэтому Брунетти объяснил:

— Гуарино подозревал, что кто-то пытается ставить палки ему в колеса: с его расследованиями такое и раньше бывало. Наверное, он пришел к выводу, что мы работаем более аккуратно и, возможно, сможем найти убийцу.

Брунетти так и подмывало добавить что-нибудь еще, но природная осторожность все-таки взяла в нем верх. Пусть Патта сам смекнет, какую выгоду сулит ему раскрытие этого дела. Начальник все молчал, и Брунетти решился нарушить тишину:

— Насколько я понимаю, теперь мне не остается ничего другого, кроме как сообщить им это имя. Да, синьор?

Патта изучал поверхность своего стола, словно жрец, читающий руны.

— Вы ему поверили? Ну, насчет того подозреваемого? — спросил наконец он.

— Да, поверил.

Не стоит рассказывать Патте про фотографию и поход Брунетти в казино: ни к чему начальнику знать такие подробности.

— И вы считаете, что мы сможем продолжить расследование, не ставя их в известность? — По одному этому «мы» Брунетти понял, что Патта уже согласился и дальше вести это дело. Теперь надо было добиться, чтобы работу доверили ему, а не кому-нибудь еще.

— Гуарино считал, что у нас есть преимущество — мы ведь местные, — сказал Брунетти, как будто забыв, что и Скарпа, и Патта — сицилийцы.

— Знаете, я бы с радостью это сделал, — задумчиво протянул Патта.

— Что сделали, синьор?

— Вытащил бы этот кусок прямо изо рта карабинерии. Сначала Местре отняли у нас то дело об убийстве, теперь вот карабинерия намеревается проделать то же самое.

От созерцательности Патта перешел к деловитости — он уже успел забыть, как недавно ликовал, уверенный, что спихнет с себя расследование.

— Но у них ничего не выйдет! Ничего, пока я — вице-квесторе в этом городе!

Хорошо хоть кулаком по столу не грохнул, подумал Брунетти: это было бы уже чересчур. Жаль, Патта не работает в каком-нибудь историческом архиве, посвященном эпохе сталинизма: с каким удовольствием он перебирал бы фотографии, ретушировал их и заменял старые новыми. Или писал и переписывал исторические романы: у него явно к этому призвание.

— …и, разумеется, Вьянелло, — оторвавшись от увлекательных фантазий, услышал Брунетти.

— Конечно, синьор. Как вы сочтете нужным, синьор, — кивнул Брунетти и поднялся с кресла — о том, что пора уходить, ему сообщил тон Патты, а вовсе не его слова, в которые он и не вслушивался.

Брунетти чуть выждал — Патта имел обыкновение завершать аудиенцию какой-нибудь хлесткой фразой, но тот хранил молчание. Тогда Брунетти развернулся и вышел в приемную к синьорине Элеттре.

— Если у вас найдется свободная минутка, синьорина, загляните ко мне — у меня к вам будет небольшая просьба, — официальным тоном изрек Брунетти, надеясь, что звук его голоса достигнет ушей Патты.

— Разумеется, комиссар, — так же официально ответила она, повернув голову в сторону кабинета Патты. — Мне нужно закончить кое-какие дела для вице-квесторе. Но, как только освобожусь, я к вам зайду.

Кабинет Брунетти был весь пронизан солнечными лучами. За окном поблескивала кровля церкви, на которой белел еще не растаявший снег, особенно яркий на фоне сияющего неба. Снег вытянул из воздуха всю грязь, и дома из кухонного окна станут видны горы — если, конечно, Брунетти удастся вернуться засветло.

Брунетти любовался игрой света на крыше и ждал, когда к нему заглянет синьорина Элеттра. Она ведь явно привлекла внимание Гуарино. Сейчас, вспоминая собственное возмущение, стоило ему заподозрить ответный интерес со стороны синьорины, Брунетти покраснел до корней волос. Это было именно возмущение — точнее слова не подобрать. И Гуарино, и синьорина Элеттра пытались что-нибудь выведать у Брунетти один про другого, а он только ставил им палки в колеса. Опершись руками о подоконник, Брунетти пристально изучал свои пальцы, что, впрочем, ничуть не облегчало ему мук совести. Он немного отвлекся, вспомнив, с каким выражением лица Гуарино говорил о своей секретарше, чем-то похожей на синьорину Элеттру. У нее еще какое-то экзотическое имя, словно заимствованное у героини оперы: не то Норма, не то Леанора, не то Альцина… Нет-нет, покачал головой Брунетти, какое-то унылое имя, имя страдалицы… Правда, их такая прорва…