Фридрих Незнанский - Оборотень

— Агентом КГБ? — переспросил Турецкий.

— Ну, конечно, Саша, — улыбнулся Моисеев. — Я как раз хотел вам звонить. Я ведь тоже думал по поводу этого интервью… Ну что уж в нем такого… И почему Ветлугина летала в Ульяновск… Скорее всего, дело обстояло так Петровс запретил показ интервью по телевидению, Алена пыталась его уговорить, и он потребовал, так сказать, оплаты. Не в виде денег, нет. Он требовал у нее, чтобы она выяснила, кто скрывался за кличкой Козочка. Конечно, удобнее всего было бы выяснить биографию этого Петровса, но боюсь, латвийская полиция нам навстречу не пойдет. Но моя гипотеза такова: Петровс пострадал от рук КГБ, причем донос на него написал агент по кличке Козочка. Как Петровсу стало известно это имя, мы не знаем. Это какая-то оплошность в работе ведомства, но они тоже люди и тоже совершают ошибки.

Он всю жизнь мечтал найти эту Козочку, хотя бы узнать, кто она. И вот случай — видная российская тележурналистка…

— Семен Семенович, — перебил его Турецкий, — а мог он решить, что Ветлугина и есть эта самая Козочка?

— Ну о чем вы, Саша? — укоризненно покачал головой Моисеев. — Могла ли Ветлугина в начале восьмидесятых в Риге быть как-то причастной к КГБ?

— Я же не о том, была ли она причастна или нет, — кипятился Турецкий, — а о том, не мог ли так решить Петровс? Семен Семенович, подумайте, Ветлугина бывала в Риге, у нее там были дружеские связи на радио и на телевидении, недаром же «Ракурс» несколько раз выходил в Риге, помните? Она хорошо знакома с Гринбергом, а про него-то Петровс точно знает, что он был связан с КГБ.

— Это вам доподлинно известно? — спросил Моисеев.

— Нет, это предположение. Но, допустим, это так.

— Допустим…

— Петровс делает заключение, что Ветлугина и есть Козочка. Это приходит ему в голову после того, как Алена упоминает Гринберга. Он тут же требует прекратить запись. Запись прекращают, но разговор продолжается. Глеб, молодой человек с телевидения, который при этом присутствовал, вспоминает, что они говорили о Козочке. Это значит, что Петровс прямо и открыто обвиняет Ветлугину в том, что под этой кличкой скрывается не кто иной, как она сама. Алена все отрицает и обещает, вот что самое важное, обещает выяснить, кто такая эта Козочка.

— И для этого летит в Ульяновск, куда свезли архивы КГБ, — кивнул головой Моисеев.

— Именно.

— А Козочка-то на самом деле Гринберг? — улыбнулся Моисеев.

— Я думаю, это все-таки женщина… — недоуменно покачал головой Турецкий. — Может быть, жена Гринберга, подруга… Мать, наконец. Кто-то с ним связанный. Возможно, они работали на пару.

— Не сходится, Саша, — покачал головой Моисеев.

— Что же не сходится, Семен Семенович?

— Сначала Петровс точно знает, что Гринберг связан с КГБ, и донес на него. А с другой стороны, он просит Ветлугину выяснить, кто же на него донес… Нелогично.

— Согласен, нелогично… — Турецкий встал со стула и стал расхаживать по кабинету. — Просто мы еще не все знаем. Вот узнаем все, и все сойдется. А уж трансформация Гринберга из агента КГБ в прихватизатора из ЧИФа «Заполярье» это, вы уж меня извините, вполне логично.

Зазвонил телефон. Турецкий бросился к нему через весь кабинет.

Он поднял трубку и услышал голос Нелюбина, который сегодня был ответственным дежурным по МУРу:

— Александр Борисович, добрый вечер. В общем, нашли мы твоего голубка. Непростая птичка оказалась.

— Гринберг?! Немедленно задержать!

— Уже распорядились, Александр Борисович. Мы тут, что ж ты думаешь, совсем мышей не ловим… Бригада выезжает.

— Бригада? — переспросил Турецкий.

— А то как. Вдруг отстреливаться начнет. У него на счету столько художеств. Дважды судим. Разбойное нападение, ограбление, более мелкие эпизоды.

— А теперь, значит, предприниматель… — сказал Турецкий. — Диктуй адрес, Федор, я выезжаю.

— Ты потом в следственном изоляторе его допросишь, чего тебе мчаться сломя голову.

— Надо, Федя, надо, — ответил Турецкий известной присказкой.

— Значит, так, — не спеша начал Нелюбин, — улица Кантемировская, дом четыре, корпус один… Большие такие дома у платформы «Москворечье», знаешь? Вот там.

«Кооперативные дома», — сообразил Турецкий.

— Так, — продолжал Нелюбин, — Кошелев Анатолий Петрович, 1959 года рождения, родился в Туле. Срок мотал…

— Что? — опешил Турецкий. — Какой Кошелев? Какая Тула?

— Как — какая? — не понял Нелюбин. — Ты же сам…

— Я про Гринберга спрашиваю.

— И про Гринберга есть, — недовольно сказал Нелюбин. — Я думал с главного начать. Ты же пальчики эти еще когда передал.

— Так это…

— Ну Голуб твой сизокрылый.

— Что же ты раньше не сказал, Федор? Еду!

— Вот вам, Саша, и абсолютно логичные построения, — сказал уже в спину убегающему Турецкому Семен Семенович.

На Кантемировскую Турецкий опоздал. Когда он входил в квартиру Кошелева, там уже вовсю работала милицейская бригада.

Но милиция тоже опоздала.

И не на час. Им все равно было бы не успеть. Потому что гражданин Кошелев Анатолий Петрович, он же Лев Борисович Голуб, он же Владимир Иванович Болю, которого впоследствии опознают во многих регионах страны, скорчившись у себя на кухне, уже успел окоченеть.

Он был убит гораздо раньше. Убит выстрелом в грудь. Судмедэксперт установил, что смерть наступила между 11 и 12 часами.

Все документы из квартиры были изъяты.

Турецкий смотрел на лежащее у кухонного стола тело. Судя по всему, Кошелев не ожидал такой развязки. Он был в длинном махровом халате импортного производства. Дверь убийце открыл сам — никаких следов того, что ее взламывали. Значит, убийца был ему знаком. Тем более принимал он его по-домашнему, в халате.

Однако стол на кухне был чистым. Ни кофейных чашек, ни рюмок, ни тарелки с бутербродами — пришедшего Кошелев не угощал и не собирался угощать.

По-видимому, визит был чисто деловым.

«А может быть, — промелькнуло в голове у Турецкого, — Кошелев и не знал убийцу лично. Его мог рекомендовать кто-то знакомый».

— Ну что? — спросил он судмедэксперта. — Что-нибудь новое?

— Стреляли из оружия иностранного производства, — ответил тот. — Точно установим, из какого, после экспертизы. Но думаю, действовал профессионал. И убитый за секунду до смерти еще ни о чем не подозревал. Так мне кажется.

Турецкий огляделся — никаких следов борьбы или драки. Все вещи аккуратно стоят на своих местах. Этот Кошелев, несмотря на свое прошлое, поддерживал в доме идеальный порядок. Такое редко случается с сидевшими, обычно они любую квартиру за самое короткое время превращают в хлев. Нет, Кошелев не из таких.

— Видите, какая чистота у него, — судмедэксперт, видимо, думал о том же. — Редкий случай. Из уголовников превратился в финансового махинатора.