Дзюго Куроива - Безмолвные женщины

Котаки время от времени молча кивал, прихлебывая жиденький чай, и поглядывал в окно, откуда открывался чудесный вид на горную цепь Рокко.

— Прошу прощения, что надоедаю вам вопросами, — прервал ее наконец Котаки. — Я все насчет Ёсио…

— От всего сердца сочувствую вам… И все же не надо падать духом. Понимаю, вы лишились единственного сына, но теперь уж ничего не поделаешь.

— Вы говорили, что у Ёсио не было друзей и никто не приходил к нему… Вспомните, может быть, кто-то приходил?

— Видите ли, днем я на работе — и ничего сказать не могу. Но по вечерам и воскресеньям гостей у него не было. За это могу поручиться.

— Вы также упоминали, будто каждое воскресенье он выходил из дому…

— Да, выходил, но куда — не знаю. Ведь Ёсио был такой молчаливый — клещами слова не вытащишь. Я иногда заговаривала с ним: мол, все время один да один, разве тебе не скучно? А он буркнет что-то в ответ — и все. Как придет домой, так засядет у себя и все о чем-то думает, думает…

Ёсио с детства был молчуном, и даже такая трещотка была не в силах, наверно, расшевелить его, подумал Котаки.

Как он выяснил, в университете Ёсио друзей не завел. После занятий он сразу возвращался домой, ужинал, два-три часа гулял поблизости от пансиона, потом уединялся в своей комнате. Лишь по воскресеньям он куда-то уходил еще до полудня и возвращался только к вечеру.

— Он никогда не говорил, куда идет? — спросил Котаки.

— Нет, не говорил. Однажды я даже пошутила: мол, не завелась ли у тебя подружка? А он лишь поглядел на меня так внимательно, но ничего не ответил.

— Подружка? — Котаки скрестил на груди руки и задумался. Конечно, Ёсио сильно хромал, был низкорослым и нескладным, но

отличался на редкость красивым лицом — пошел в мать.

По-видимому, это сходство сыграло не последнюю роль в той безумной любви, которую Котаки стал ощущать к сыну после смерти жены.

Не исключено, что Ёсио пользовался успехом у определенного типа женщин, подумал Котаки. Эта сторона жизни Ёсио почему-то выпала из его внимания. Теперь он тщательно проверил вещи, оставшиеся после Ёсио, но не обранужил ничего такого, что проливало бы свет на его отношения с женщинами.

— Не заметили ли вы чего-нибудь необычного, ну хоть какой-то мелочи, во внешности или поведении Ёсио, когда он то ли двадцать второго, то ли двадцать третьего сентября вернулся в пансион около четырех утра?

— Нет, не заметила. Он вообще меня сторонился. Бывало, заговариваю с ним, а он так пристально поглядит на меня, и почему-то особенно на губы, но ничего не ответит. Такого молчальника мне еще не приходилось встречать.

Котаки обратил внимание на, казалось бы, не имевшие особого значения слова:

— Вы сказали, что он внимательно глядел на губы?

Он подумал, что Ёсио неспроста разглядывал губы этой вдовы.

Перебирая вещи Ёсио, он надеялся отыскать что-то вроде дневника, но так ничего и не нашел.

Вернувшись к себе, Котаки продолжал размышлять над мелькнувшей у него догадкой: Ёсио внимательно разглядывал вдову, чтобы научиться понимать по губам.

Эта догадка привела Котаки в неописуемое возбуждение. Выходит, Ёсио изучал законы артикуляции. Но зачем это ему понадобилось? Может, он решил стать учителем в школе глухонемых? Но ведь в университете он специализировался по экономике… Однако не следовало исключить и того, что Ёсио общался с кем-то из немых женщин в связи с будущей педагогической деятельностью. Не установлено, что Ёсио посещал китайскую харчевню до двадцать второго сентября. По крайней мере показания владелицы пансиона и расследование, проведенное полицией, этого факта не подтверждали.

Но если Ёсио все же пошел двадцать второго в харчевню на встречу с немой проституткой, на это должен быть свой резон: то ли с познавательной целью, то ли была еще какая-то иная причина. Так рассуждал Котаки.

На следующий день он поехал в университет и стал опрашивать студентов — не друзей, поскольку таковых у Ёсио не было, — а сокурсников.

— Никогда не слышал, чтобы Ёсио проявлял интерес к языку глухонемых, — в один голос утверждали все, к великой досаде Котаки, надеявшегося нащупать хотя бы тоненькую ниточку. И все же Котаки не терял надежды. Он продолжал розыск с тем же упорством, с каким убеждал людей застраховать свою жизнь.

Не получив нужных ему сведений от студентов, он отправился в школу глухонемых, прихватив с собой фотокарточку Ёсио.

— Не появлялся ли этот юноша в вашей школе? — спрашивал он учителей, показывая фото.

В конце концов настойчивость Котаки была вознаграждена. Одна из учительниц, сравнительно молодая женщина в очках с массивной оправой, взглянув на фото, воскликнула:

— Да ведь это Ёсио! Скажите, с ним что-то случилось? Котаки договорился встретиться с ней после занятий. В школе было не слишком удобно затевать долгий разговор: он заметил, что учительница, отвечая на его вопросы, то и дело боязливо озиралась по сторонам.

Они встретились в кафе «Саммия». Звали учительницу Сатико. Разглядывая ее скромное платье и невыразительное лицо, Котаки подумал, что она начисто лишена женственности. Сатико не знала о смерти Ёсио. Когда Котаки сказал ей, что Ёсио убит в одном из подозрительных районов города Кобе, она переменилась в лице, розовые губы посинели.

— Но каким образом Ёсио, такой спокойный и рассудительный, там оказался? — спросила она, с трудом приходя в себя.

— Об этом позже, а пока расскажите, пожалуйста, все, что вам известно о моем сыне.

— Не подумайте плохого, мы случайно познакомились в электричке. Он сел напротив меня, неестественно вытянув ногу. Я сразу догадалась, что он хромой, мельком взглянула на него и снова уставилась в книгу. Это было пособие для глухонемых.

«Простите, вы преподаете в школе глухонемых?» — спросил Ёсио. Я кивнула. Тогда он спросил: «А нормальный человек способен по движению губ понять, о чем говорят глухонемые?» «Конечно, я ведь занимаюсь с глухонемыми и вполне понимаю их», — ответила я. Тогда Ёсио сказал, что очень хотел бы научиться языку глухонемых, и спросил, не соглашусь ли я заниматься с ним индивидуально.

— Зачем это ему понадобилось? — воскликнул Котаки.

— Вот и я удивилась: уж слишком неожиданным показалось мне такое предложение — ведь мы даже не были знакомы, просто встретились в электричке. Я не решилась сразу же отказать — уж слишком простодушным, чистым юношей он показался мне. Я только спросила: «Вы намерены заняться обучением глухонемых?»

— Ну и что он ответил? — быстро спросил Котаки.

Сатико, по-видимому, поняла, чего добивается Котаки, и отрицательно покачала головой.

— Я тоже сначала подумала, что у него такая цель, потому и спросила. Ведь в наше время мало кто изъявит желание посвятить свою жизнь обучению глухонемых. Такая работа требует необычайного упорства и энтузиазма. И в глубине души я обрадовалась: а вдруг этот симпатичный студент присоединится к нам… Однако Ёсио опустил голову и сначала вроде бы оставил мой вопрос без внимания. Потом серьезно и как-то задумчиво сказал, что пока у него нет намерения заняться педагогической деятельностью, но сам бы он очень хотел изучить язык глухонемых. — Сатико опустила глаза и смущенно добавила: — Неудобно об этом говорить, но у нас очень маленькое жалованье. Нам с матерью едва хватает. У педагога в обычной школе есть много возможностей подработать. У нас же их нет.