Николай Леонов - Обойма ненависти

…Красивая двадцативосьмилетняя женщина была так напугана, что все подозрения в ее причастности к убийству стали иллюзорными. В практике сыщиков, безусловно, встречались и не такие убедительные артисты, но интуиция сразу подсказала Гурову, что это «пустышка». И не потому, что, как удалось установить, Ирина Красавина в жизни не держала в руках огнестрельного оружия, и не потому, что ее мутило от вида крови. И не потому, что она была рафинированной блондинкой.

Как выяснилось, Красавину вполне устраивало положение любовницы. Необременительная связь с молодым симпатичным мужчиной, который не требовал верности до гроба, который делал дорогие подарки, несколько раз покупал Ирине путевки на дорогие курорты. И визиты к любовнице у Лукьянова тоже были не очень частыми. Не очень обременительная, но весьма доходная связь для молодой женщины, которая по натуре не была домоседкой, не горела желанием обзавестись тихим семейным уютом и кучей детей. Красавина еще не все взяла от жизни. Мотива нанимать убийцу и подсылать его к законной жене своего временного любовника у нее не было. Казалось бы.

Через два дня Сузиков засек Ирину Красавину в обществе молодого, спортивного телосложения мужчины. Они провели вечер в ресторане, а потом поехали к Красавиной домой. Неизвестный не покидал квартиры всю ночь, до восьми часов утра. Капитан Сузиков получил приказ срочно установить неизвестного, род занятий и его связи.

Генерал Орлов слушал доклад сыщиков и чертил карандашом узоры на листе бумаги. Он не задал ни одного уточняющего вопроса, ни разу не перебил Гурова. Практически Петр Николаевич ни разу не поднял на сыщиков глаз.

– Мы считаем, что ситуация тупиковая, – неожиданно брякнул Крячко. – Отработаны все версии. Новых нет, а ждать, что всплывет на черном рынке, можно до морковкиного заговенья.

Гуров покосился на друга. Он понял, что Стас все это сказал умышленно. Не потому, что он так считал на самом деле, а потому, что хотел спровоцировать шефа хоть на какое-то признание. Какого черта двух полковников из главка гноят на этом заурядном деле, которое находится в юрисдикции МУРа и прокуратуры округа?

– В самом деле, Петр, – сказал Гуров, – может, посвятишь в тонкости большой политики?

Орлов долго молчал, водя карандашом по бумаге. Потом поднялся и подошел к большому окну кабинета. Генерал молчал и смотрел на ярко освещенную вечернюю улицу, проносящийся поток машин и разноцветные огни рекламы.

– Лева, ты помнишь, что говорил мне год назад? – спросил Орлов. – Вот в этом самом кабинете?

– Я много чего говорил в этом кабинете и год назад, и месяц назад, и на прошлой неделе…

– Перестань, пожалуйста, – устало попросил Орлов и сел в свое кресло.

Вот такая тихая просьба, прозвучавшая второй раз за истекшую неделю из уст генерал-лейтенанта милиции, человека жесткого, непримиримого, сказала Гурову многое. Видать, все очень серьезно, и, видать, силы Петра Николаевича Орлова не беспредельны.

– Ты сказал, что твое место тебя вполне устраивает, – напомнил Орлов. – И ты сказал, что не желаешь ни за какие погоны и пенсии играть в игры с политиками от грязного бизнеса и бизнесменами от грязной политики. Вы в самом деле со Стасом считаете, что главный сыщик страны может быть вне политики?

– Давай, давай, Петр! Колись. Ты уже созрел для того, чтобы давать показания.

– Пошел ты… Ладно, мужики. Только не ждите, что это поможет вам в розыске.

– Тогда какой смысл говорить об этом? – разочарованно сказал Крячко.

– А такой! – вдруг разозлился Орлов и хлопнул ладонью по крышке стола. – Такой, что вы поймете, что стоит на кону, и будете пахать за десятерых.

– Плохо тебе, Петр, – понимающе кивнул Гуров, – устал ты.

– Устал! – рыкнул Орлов. – Мне стрелять хочется… Ладно, ввожу вас в курс дела и объясняю, почему это дело мне нужно обязательно раскрыть. И в кратчайшие сроки. Поэтому я вас и подключил.

– Без дифирамбов, пожалуйста, – хмыкнул Гуров. – Мы не институтки.

– Начальник главка в любом министерстве, – продолжил Орлов, проигнорировав замечание Гурова, – это человек министра. Это неизбежно. Либо ты работаешь в команде и в интересах команды, либо ты не работаешь вообще. Каждый министр – человек своего братства в политике, поэтому он и министр. И играет он по правилам братства – в те ворота, в которые ему велят. Это в райотделах Урюпинска да у вас вот со Стасом можно заниматься только преступностью и отвечать за раскрываемость, за соблюдение законности, секретности в оперативной работе и так далее. А вот я вынужден еще и в политические игры играть. И не дай вам бог узнать, чего это мне стоит и еще кое-кому! Мне мало хорошо на коллегии выглядеть, мне важно министра не подставить. И тех, кого он подставить не хочет. И будь у меня хоть на грош сомнений в их порядочности, плюнул бы и ушел на пенсию. Это усвоили?

– Петр, мы никогда в непорядочности тебя не подозревали, – напомнил Крячко. – Что, появилось желание исповедоваться?

– Появилось желание напомнить вам, что мое дело не только за работу уголовного розыска в стране отвечать, – огрызнулся Орлов. – Теперь поймите и другую вещь. Каждый заместитель префекта округа – человек самого префекта. Иначе бы зачем ему, на хрен, такие замы! А каждый столичный префект – человек мэра.

– Иначе бы зачем ему, на хрен, такие префекты, – поддакнул Крячко.

– Чем дальше, тем страшнее, – усмехнулся Гуров.

– Чем дальше, тем противнее, – поправил Орлов. – Очень удивлюсь, узнав, что вы, асы сыска, любите мэра Москвы. Потому что вы в отличие от московского обывателя прекрасно понимаете, что и как он тут делал все эти семнадцать лет. И каким таким образом его жена стала самой богатой бизнес-леди страны. И не купитесь вы ни на какие подачки мэрии пенсионерам и учителям, ни на какие социальные программы.

– Ну ясно, ясно, – поморщился Гуров. – Мы поняли, что Лукьянов – человек префекта Северо-Западного округа, а тот… и так далее. Как это вяжется с убийством?

– Я предупредил, что с самим убийством это, скорее всего, никак не вяжется, – развел руками Орлов. – А вот со сроками раскрытия… Иными словами, ситуация такова. Люди – я не называю фамилий – из крупного бизнеса, правительства и думских фракций, которые заинтересованы, чтобы нынешний мэр Москвы оставался таковым как можно дольше, обратились в наше министерство. Они очень обеспокоены этим ужасным преступлением и просят приложить максимум усилий для его раскрытия. Раскрытие в кратчайшие сроки докажет лояльность нашего министра к данной… данным людям. Не удается быстро раскрыть – и у этих людей возникает подозрение, что на их просьбу начхали с высокой колокольни. Грозит это не заурядной обидой, как в случае с соседским Вовочкой, которому теперь не дадут покататься на велосипеде. Это равносильно признанию тяготения к другим силам, к иной политической расстановке. А наш министр и так держится на волоске. Пока на горизонте не обозначился новый капитан корабля, заместителям министра и начальникам главков следует воспринимать просьбу как приказ. При изменении политической окраски нового руководителя они окажутся не замаранными политическими пристрастиями. Раскрытое дело, которое просили раскрыть побыстрее, может ни о чем другом и не говорить, кроме как о профессионализме работников. А нераскрытое трактуй как хочешь, вплоть до неполного соответствия занимаемой должности.