Ежи Эдигей - История одного пистолета

— Что произошло с пулей?

— При ударе она деформировалась и застряла неглубоко под кожей. Мы ее извлекли, очистили рану и наложили швы. Думаю, заживет без всяких осложнений. Правда, больной потерял много крови, но организм у него крепкий. Быстро поправится.

— Вы делали переливание крови?

— Этого не потребовалось. Рана причиняет больному некоторые неудобства, поскольку он может только лежать на животе или сидеть, но она не опасна, хотя наверняка очень болезненна. Идите за мной, я вас провожу.

У кровати больного сидела красивая рыжеволосая женщина. Офицеры догадались, что это жена Кобылкевича. Рядом с кроватью стояли две корзины цветов. Кроме того, цветы стояли еще и в банках, выполнявших роль ваз. Пока подполковник и капитан, представившись, объясняли цель своего посещения, медсестра принесла еще одну корзину с цветами. К ней была приложена записка в голубом конверте. Кобылкевич быстро схватил записку, бросил на нее взгляд и, смяв, спрятал под одеяло.

— А эти цветы от кого? — спросила супруга.

— Эти? От старика Корыткевича. Помнишь, мой приятель по яхт-клубу, еще с довоенных времен, — объяснил директор.

— Гм… — кашлянула пани Кобылкевич, не особенно убежденная его словами.

— Геленка, — попросил директор, обращаясь к жене, — оставь нас на минутку одних. Ко мне пришли по делу.

Пани Гелена довольно неохотно покинула палату.

— Пан подполковник, — сказал Кобылкевич, как только дверь за женой закрылась, — умоляю, прикажите внизу, чтобы не принимали никаких писем и цветов. Пусть их выбрасывают или отсылают в другие отделения, лучше всего в гинекологию. А то я еще схлопочу по физиономии от собственной жены, она ведь и не посмотрит, что я раненый. Прошу вас — во имя мужской солидарности.

— Хорошо, — рассмеялся капитан, — примем меры.

— Что вы можете рассказать о нападении? — спросил подполковник.

— Я все время об этом думаю. У меня нет врагов, которые хотели бы меня отправить на тот свет при помощи пистолета. Уж скорее бы постарались утопить в ложке воды. Понятия не имею, кто стрелял и зачем.

— Стреляли, чтобы ограбить, — объяснил капитан.

— Ограбить? — удивился Кобылкевич. — Да ведь у меня ничего не взяли.

Офицеры недоуменно переглянулись.

— Как? А желтый портфель?

— А… В самом деле, — припомнил директор. — У меня был с собой портфель. Он исчез? Я держал его в руке, когда выходил из банка.

— Падая после выстрела на землю, вы уронили портфель. Бандит схватил его и убежал, — сказал капитан.

— Странно… что за ценность — кожаный портфель? Признаться, я даже рад, что от него избавился. Мне подарили его в день именин работники фабрики, и волей-неволей пришлось изобразить радость и постоянно носить его с собой. А он такой тяжелый и безобразный.

— А деньги? Вы ведь их спрятали в портфель.

— В портфель? — Кобылкевич удивился еще больше. — Я получил в банке шестьдесят пять тысяч в купюрах по пятьсот злотых. И положил в карман.

— В портфеле не было денег? — расхохотались офицеры. — Великолепная шутка. Представляю, какие физиономии были у бандитов, когда они рассмотрели свою добычу.

— Как только меня привезли в больницу, — продолжал Кобылкевич, — я позвонил домой и рассказал жене, что случилось. И попросил, чтобы кто-нибудь из домашних приехал и забрал деньги. Они предназначались для выдачи зарплаты. Приехал сын, взял деньги и отвез на фабрику. Там мой заместитель выдал зарплату, а то, что осталось, около пяти тысяч, передал жене.

— Вы всегда получаете деньги шестого числа каждого месяца?

— Да, я выдаю зарплату шестого и двадцать шестого. Но, разумеется, и в другие дни реализую чеки на свои личные нужды и на закупку сырья.

— Сколько составляет средняя зарплата?

— По-разному бывает. Смотря какая продукция. Если технология простая, и рабочие, и я зарабатываем меньше. При выпуске трудоемкой продукции, требующей высокой точности, картина иная. Все это сказывается на размерах двухнедельной зарплаты. Общая сумма колеблется от шестидесяти до восьмидесяти тысяч злотых.

— И никогда не бывает больше?

— Нет.

— А более крупных сумм на иные цели вы не берете?

— Нет. Все финансовые операции я стараюсь проводить путем перечислений.

— Странно, — сказал подполковник. — Мы совершенно уверены, что нападение совершено с целью ограбления. Удивительно только, что бандиты пошли на такой риск ради сравнительно небольшой суммы.

— А… совсем забыл, — добавил Кобылкевич. — Я собирался ехать в горы и в связи с этим намеревался получить не шестьдесят пять, а целых семьсот тысяч злотых. Но в понедельник вечером мне позвонили и сказали, что поездку следует отложить.

— Простите, — сказал капитан, — выезжая в Закопане, вы всегда берете с собой такую сумму на мелкие расходы?

Кобылкевич рассмеялся.

— Вы меня не так поняли, очевидно, я недостаточно ясно выразился. Как вы, вероятно, знаете, моя фабрика производит парусники, но прежде всего мачты для яхт. Мачты клеятся из сосны, но не из обычной, а горной.

— Той, что растет в горах?

— Да. Сосна — дерево довольно хрупкое, ломкое… Обычная сосна, независимо от того, где произрастает, легко дает трещины. А горная растет на открытых пространствах и подвергается постоянному действию ветров. Специалисты говорят, что благодаря этому она хорошо «изгибаема». Древесина приобретает особую эластичность, гнется, но не деформируется и всегда возвращается в прежнее состояние. Для изготовления мачт мы используем исключительно такие сосны. Хотя лесов в Польше достаточно, горная сосна у нас — редкость. Даже на больших лесопилках на тысячу метров перерабатываемой древесины приходится едва лишь несколько метров горной сосны. Это очень дорогое сырье, пользующееся огромным спросом.

— Понимаю, — согласился подполковник, — но какое это имеет отношение к вашей поездке в Закопане?

— Да я вовсе не собирался в Закопане! Каждую весну я езжу в горы, но не в Татры, а в Силезские Бескиды в район Жизеца. Пожалуй, во всей Польше нет лучше условий для горной сосны. Вместе с браковщиком одной из местных лесопилок мы ходим по деревням и ищем подходящие экземпляры. Покупаем у владельца дерево, расплачиваемся наличными. Дерево помечаем. Позднее, после оформления документов, владелец рубит дерево и привозит на лесопилку, где оно обрабатывается и сохнет до зимы. Зимой я перевожу материал в Варшаву. Поскольку я стараюсь сразу запастись материалом на целый год, то обычно провожу в Бескидах дней десять, а сырья покупаю на шестьсот тысяч злотых.

— Вы покупаете сосну еще на корню, в лесу, и не боитесь, что вас обманут?

— Иногда и такое бывает. Я куплю сосну, а владелец потом продаст ее кому-нибудь другому. Однако ради такого редкого и ценного материала приходится идти на риск. Кроме того, я туда езжу не первый год, знаком со многими местными жителями и знаю, кому можно верить, а кому нельзя.