Ежи Эдигей - По ходу пьесы

— Спасибо. Я не подпишу.

— Но почему же? — удивился прокурор. — Хотите другого защитника?

— Никакого не хочу.

— На суде у обвиняемого должен быть защитник. Если вы сами его не изберете, выступит назначенный.

— Пусть назначают. Мне все равно, кого даст суд и что будет делать этот господин на моем процессе. Сейчас ни с кем видеться не хочу. Прекрасно знаю, что сказал бы мне адвокат Кравчик. Как и вы, пан прокурор, только поласковей, другими словами, он уговаривал бы меня признать себя виновным. И объяснял бы, что если не признаюсь, то вышка. А я не признаюсь даже для спасения жизни. Потому что я не убивал.

Прокурор снял телефонную трубку.

— Пожалуйста, главную канцелярию, — сказал он. И когда номер ответил, распорядился: — Пришлите сопровождающего за арестованным Павельским.

Наступило молчание, которое прервал представитель правосудия:

— Очень жаль, я думал, что имею дело с более разумным человеком. Упрямство не доведет вас до добра.

Я без устали возвращаюсь мыслями к показаниям жены, которые прочитал прокурор. Все наше многолетнее супружество она видела в ложном, искаженном свете. Я не любил ее? Я женился лишь для плотских утех и чтобы иметь детей? Верно, не советовался с ней, не делился своими заботами, но я же просто хотел избавить ее от неприятностей и огорчений. Я ли не ревновал? Одному богу известно, сколько я выстрадал, глядя на ее увлечения. Я молчал, так как верил, что она вернется ко мне. Терпел, потому что был старым мужем молодой жены и боялся потерять все.

А может, я наделал ошибок? Непоправимых ошибок? Не знаю. Чем больше думаю, тем меньше понимаю, как вырваться из заколдованного круга.

Бессчетное количество раз просматривал я листок, который дал прокурор. На нем шестнадцать фамилий. Среди них — убийца Зарембы. Себя я с чистой совестью могу исключить. Остается пятнадцать. Можно вычеркнуть и реквизитора. Мы вместе с ним установили, что в пистолете холостой патрон. Стефан Петровский попрощался со мной еще у столика с реквизитом. Спустился со сцены, прошел через зрительный зал и покинул театр.

Какой парадокс: меня подозревают в убийстве — и я же свидетельствую невиновность других. А чем меньше подозреваемых, тем больше улик против меня.

Внезапно у меня мелькнула мысль, что убийцей могла быть Баська. Она сообщила, что Мариан Заремба говорил со мной о разводе и потом якобы утверждал, что дело идет на лад. Я-то прекрасно знаю, что он об этом и не заикался. Напротив, заверил меня, что между ним и моей женой ничего нет. Быть может, Баська заметила, что Мариан ведет двойную игру? С одной стороны, изображает пламенную любовь, а с другой — не хочет связывать себя и о браке с Барбарой не помышляет. Была бы она способна в этом случае заменить патрон? Обращаться с оружием она умела. Еще в школьные, а позже — в студенческие годы занималась в стрелковой секции одного из варшавских клубов и добилась недурных результатов как раз в стрельбе из пистолета. Только материнские обязанности и работа в театре вынудили ее оставить занятия спортом. Но до сих пор у нас хранится множество дипломов, кубков и прочих призов за успехи в стрельбе.

После минутного колебания я вычеркнул Барбару из списка. Даже если бы Мариан ее бросил, она не смогла бы совершить столь утонченного преступления. Если б во время ссоры пистолет лежал у нее в сумочке, быть может, в порыве гнева она и пустила бы его в ход. Но убить на сцене, да еще так, чтобы бросить подозрение на меня… Нет, это исключено. Как бы то ни было, я отец ее детей. Она не захотела бы наградить их отцом-убийцей. Я достаточно хорошо ее знаю. Если б она убила, то открыто призналась бы в этом, а не оклеветала бы невиновного. Кроме того, я стоял за кулисами неподалеку от места действия, метрах в четырех, не больше. Я превосходно видел лицо Барбары сразу после выстрела. Она в самом деле не заметила ничего необычного и продолжала играть в соответствии с текстом. Она неплохая актриса, но так притворяться не сумела бы.

Нет! Баська? Исключено!..

Остается тринадцать фамилий. Прокурор прав: только они имели теоретическую возможность заменить пулю. Но в какой момент?

Перед спектаклем это было бы весьма сложно. Пистолет лежал на столике с реквизитом за час до поднятия занавеса. Актеры еще находились в гримерных, переодевались и накладывали грим. Я все время крутился на сцене и за кулисами, проверяя, все ли в порядке. Не припомню, чтобы кто-нибудь прошел за кулисы. За полчаса до начала явился главный осветитель. Его подчиненные разошлись по своим местам, проверяли освещение. Кажется, меняли перегоревшие лампочки. Ходили по сцене, взбирались на подмостки, но к правой кулисе не приближались. Столик с реквизитом стоял на пути главного осветителя, когда он шел на балкон. Конечно, заменить патрон ему ничего не стоило: вынуть обойму, вложить боевой патрон и зарядить пистолет. Операция заняла бы не больше четырех секунд. Я этого мог и не заметить, наблюдая за работой остальных осветителей и проверяя исправность освещения. Итак, главный осветитель мог стать убийцей.

Здесь, однако, возникает вопрос: зачем? Зачем этому человеку отправлять Зарембу на тот свет? Я даже не уверен, что они были лично знакомы. Осветитель работал в «Колизее» еще до моего прихода, а Зарембу пригласили в конце прошлого сезона. Он в это время нигде не снимался, чем воспользовался Голобля и уговорил его поработать у нас. Кажется, это было в конце марта или в начале апреля. Если актер давно играет в театре, он знает весь технический персонал. Но знал ли Заремба осветителя? Будь осветитель хорошенькой девушкой, я бы не сомневался. Но в этом случае?

Мотив. Каждое преступление должно быть мотивировано. Чем дольше я вчитываюсь в список подозреваемых, тем яснее становится, что мотив мог быть только у моей скромной особы. Рассматривая другую гипотезу: убийство Зарембы как средство отправить меня на виселицу, я также исключаю осветителя. Это добросовестный, работящий человек. Между нами не возникало даже пустяковых недоразумений. Напротив, он всегда хорошо ко мне относился. Когда я стал помрежем, опыта у меня было маловато, а он в театральном деле собаку съел и частенько выручал меня советом. Мы были в прекрасных отношениях, после спектакля не раз заходили вместе выпить пива или чего-нибудь покрепче. С чего бы ему составлять такой адский план против меня?

Почти одновременно с осветителями пришел машинист, поднимающий занавес. Он проверил исправность механизма, перебросился со мной несколькими словами и занял свое место. Помню, он вытащил из кармана вечернюю газету и спокойно углубился в чтение. И до начала представления с места, как помнится, не сходил. И его, и осветителя я вынужден исключить по одним и тем же причинам. Они могли подменить патрон, но я ничем не могу объяснить, зачем это им было надо.