Ежи Эдигей - По ходу пьесы

— Вы, я вижу, пользовались ключом от кабинета, раз знаете, где он постоянно находится.

Павельский слегка улыбнулся.

— Что называется, «коварный вопрос». Могу ответить, пан прокурор: пользовался, и не раз. Но секретарши, которые посменно дежурят, могут подтвердить, что с момента, когда в афише появилась «Мари-Октябрь», я ключа ни разу не брал. А до того патронов в чернильнице не было.

— Кто чаще других брал ключ?

— Об этом лучше спросить секретарш. Думаю, что администратор и секретарь.

Прокурор посмотрел на офицера милиции.

— Проверим. — Капитан Лапинский сделал пометку в блокноте.

— И еще одно, — сказал Ясёла. — Вы сказали, что, уходя из театра, директор запирал дверь на ключ. А если он шел к секретарю, администратору или по каким-нибудь делам, не выходя из здания. Тогда он пользовался ключом?

— Или замок захлопывался автоматически? — дополнил вопрос капитан.

— Нет. Хорошо помню, что это был замок системы «Лучник». Отпирая или запирая кабинет, я видел на ручке надпись.

— Значит, снаружи кабинет запирался только ключом?

— Да.

— Вернемся к первому вопросу. Вы на него не ответили, разговор перешел на конструкцию замка. Ненадолго выходя из кабинета, директор поворачивал ключ?

— Нет. Кабинет оставался открытым.

— Вы могли, значит, зайти в кабинет, когда не было директора, и вынуть патрон из чернильницы?

— Как и любой, кто значится в вашем списке, пан прокурор. Но я этого не сделал.

— Откуда ж вы взяли боевой патрон?

— Не доставлю вам удовольствия и не признаюсь в убийстве, ни прямо, ни косвенно. На таких вопросах меня не поймаете, потому что я не убивал. Бросьте этот метод. Зря время тратите.

— Ну ладно, — закончил допрос прокурор. — От упрямства нет лекарства. Вы сами себе вредите. Если что-нибудь вспомните, бумага и карандаш у вас есть. Прочитайте протокол и распишитесь внизу на каждой странице.

«Гражданин прокурор!

Вот уж три недели, как я в тюрьме. Три недели, всего двадцать один день, а жизнь моя перевернулась. Вместо дома и детей у меня тюремная камера номер 38. И кто знает, надолго ли? Может, мне удалось бы спасти голову, сознавшись в преступлении, которого не совершал. Но такая цена непомерно высока, и я на нее не соглашусь. Не признаюсь в убийстве Зарембы, потому что я невиновен.

Список, который Вы мне дали, пан прокурор, лежит на столе в камере. Я выучил его наизусть и все-таки каждый день вглядываюсь в шестнадцать фамилий, пока глаза не заслезятся. Спрашиваю: «Кто из вас!» И не получаю ответа. Бумага молчит.

Я решил написать все, что знаю про каждого из этих людей. А вдруг это поможет извлечь из закоулков памяти хоть что-нибудь, проливающее свет на мотив преступления. Осталось сказать о двенадцати. С самого начала я вычеркнул себя, жену и реквизитора. После дополнительного расследования выбывает и Голобля. Двенадцать человек словно двенадцать апостолов. Кто же из них Иуда? Убил ли он Зарембу как своего врага или чтобы послать меня на виселицу? Как его найти?

Первой в переданном мне списке значится Барбара Павельская. Вычеркиваю ее и перехожу к пани Ирене Скальской.

Это пожилая дама, когда-то известная характерная актриса. Время и избыток женщин в театре сделали свое. О пани Скальской пишут теперь реже. И новая публика не всегда помнит тех, кто был когда-то известен. Увы, такая судьба часто выпадает на долю стареющего актера. Мало пьес, где в главной роли были бы женщины под шестьдесят. В последнее время пани Ирена долго не выступала. Иногда была занята только на выходах.

Постановщик «Мари-Октябрь», Генрик Летынский, дал ей роль старой служанки Викторины. Как бог свят, мог бы взять на эту роль чуть ли не любую из наших актрис, кроме самых молоденьких. К такому выбору режиссера склонило, пожалуй, старое знакомство, дружеские отношения, а не что-либо другое. Он хотел, чтобы пани Скальская сыграла и немного заработала, потому что не было сомнений: остросюжетная французская пьеса пройдет не меньше ста пятидесяти раз подряд. У актера есть строго определенная норма выступлений в месяц. Что сверх того, оплачивается дополнительно.

Что могло быть общего между Иреной Скальской, женщиной, которой под шестьдесят, и молодым, без малого тридцатилетним, киноактером? Если даже допустить, что в сердце пожилой дамы проснулась поздняя весна, нелепо подозревать ее в желании отправить на тот свет своего кумира. Я никогда не замечал, однако, чтобы пани Скальская проявляла к Зарембе какой бы то ни было интерес. Она относилась к нему, как и к другим молодым людям, любезно, с оттенком иронии и чувством собственного превосходства.

Анджей Цихош, способный актер, которому не очень повезло в жизни. Беспрерывные материальные затруднения. Сперва у него долго болела жена. Кажется, что-то с легкими, потому что каждый год он на несколько месяцев отправлял ее в горы. А еще хлопоты с детьми. Он почти на десять лет старше Зарембы. Познакомились они до того, как Мариан пришел в наш театр. Я знаю, что Голобля, пытаясь завлечь кинознаменитость на сцену «Колизея», прибегал к посредничеству Цихоша. Мне известно, что Заремба, который зарабатывал, по нашим меркам, довольно много, не раз и не два одалживал Анджею солидные суммы. Цихош выплачивал долг в рассрочку, но он не уменьшался, а, скорее, возрастал. Заремба не придавал этому значения: его бумажник всегда был открыт для друзей, которые нуждаются. Цихош признавался мне, что только благодаря Зарембе ему удалось принять участие в дублировании какого-то английского фильма. И похвастался, что получит около пяти тысяч злотых и тогда сможет отправить жену и детей на все каникулы в Рабки.

Не знаю, сколько Цихош задолжал Зарембе. Конечно, деньги давались под честное слово, без векселей или расписок. Не думаю, чтобы итог превысил десять тысяч злотых. Скорее меньше, потому что в последнее время дела Цихоша значительно улучшились. Сперва дубляж, летом — какие-то гастроли по курортным местечкам, а недавно он что-то начал делать для телевидения. В общем, парень из кожи вон лез, чтобы выбраться из затруднений.

Если даже предположить, что Заремба поссорился с Цихошем и потребовал немедленно вернуть деньги, нелепо это считать поводом к убийству. В конце концов Анджей получил бы ссуду в кассе взаимопомощи или пособие от Театрального общества. Насчет недоразумений между этими людьми я ничего не слышал. О долге знаю только от Цихоша, который часто рассказывал о своих хлопотах. Зато Мариан даже до того, как начался роман между ним и моей женой, ни словом не вспоминал, что он кредитор Анджея. Справедливость требует признать, что уж в чем, в чем, а в мелочности и жадности покойного обвинить нельзя.