Андрей Кивинов - Контрснайпер

Ирина вспыхнула:

— Почему из «моего»?

— Ну не из моего же… Не придирайся к словам. Еще вопросы есть?

— Как себя с ним вести-то?

— Ну как… Естественно, как же еще? Когда к тебе водопроводчик приходит, ты как себя с ним ведешь?

— Он же не водопроводчик…

— Какая разница?

— Слушай, а вдруг он… это… приставать начнет?

Репин улыбнулся и распахнул руки, словно хозяин борделя перед гостем.

— Welcome… Как в том анекдоте: сам напал, сам пускай и отбивается. Главное — не волнуйся. И помни: ситуация под контролем.

Ирина накрасила ресницы и взяла подводку — тоненькая кисточка дрогнула в руке, и линия смазалась. Она вдруг осознала, что волнуется. Причем не только в связи с оперативным заданием. И не столько. Черт-те что! Глупости. Переживает из-за какого-то очкарика. «Надо в комнату лыжную палку принести», — некстати вспомнился фильм «Кочегар». Оружие лишним не бывает.

Она отошла от зеркала на пару шагов, критически оглядела свое отражение.

Пышная юбка немножко полнит, зато голубая блузка в обтяжку подчеркивает талию. Но работа требует жертв, в том числе и визуальных, — задрав довольно короткую юбку, поправила торчавший из закрепленной на бедре кобуры миниатюрный ПСМ — пистолет специальный малокалиберный, для хозяйственных нужд.

— О-о! — восхищенно выдохнул Репин, чуть ли не высовываясь из слухового окна дома напротив с дальнобойным биноклем. — А ножки у нее ничего себе… Мне б такую натурщицу.

— Где?! — мгновенно проснулся кемаривший Быков. — Дай!

— Да не толкайся ты! Все равно уже поздно. Черт, кабы знать… Фотоаппарат ведь с собой.

Вырвав наконец у коллеги бинокль, Леха уставился на Иринино окно, словно Робинзон на женщину. Но комната уже опустела.

Он направил окуляры на двор.

— О, легок на помине! Смотри, вырядился, как на свидание, даже галстук нацепил. Цветов только не хватает. Снимай!

Репин быстро извлек из сумки фотоаппарат с оптическим прицелом.

— Смотри, а этот тип, случайно, не с ним?

— Который?

— Вон, черненький, в джинсовом костюме. Только что из арки вышел…

Быков снова прильнул к биноклю:

— Черт его… По виду — кавказец, точно.

— Я его сфоткаю. На всякий пожарный… Подвинься!

Ирина отворила дверь. Программист снова улыбался. Теперь он неуловимо напоминал Шурика из гайдаевских фильмов.

— Добрый день! Извините, чуть не опоздал. Пришлось машину дома оставить, пешком — быстрее. Скорее бы уж этот форум закончился…

— Ничего, проходите. Только у меня тапочек нет. Мужских.

— Не страшно. У меня дома тоже нет тапочек. Женских. Я босиком.

В комнате гость остановился, не выпуская из руки потрепанный кейс. Посмотрел на мольберт. Лыжную палку Ирина замаскировала под упор для него.

— Вы одна живете?

Вопрос не очень логичный для компьютерного мастера. Но для «засланного казачка» — вполне. «Пианистка Кэт», однако, виду не подала.

— С мамой. Но ее сейчас нет. К сестре уехала. В Саратов.

Легенда была придумана профессиональным разведчиком Репиным. На самом деле летом мама жила на маленьком дачном участке с парником и парой грядок. Но сестра, Саратов… Так гораздо эффектней.

— Понимаю. Конфликт поколений… Как мудро было замечено в одном фильме, родителей надо любить издалека…

Гость остановился перед полотнами.

— Ух ты! Это ваши работы? Честно говоря, думал, что насчет художника вы пошутили… А неплохо, знаете ли!

— Ну, чего они там делают? — с интонацией мальчика, подглядывающего за женщинами в раздевалке, спросил у напарника истинный автор великих полотен.

— Ничего, — не оторвался тот от бинокля. — Мазню твою разглядывают.

— На «мазню» не обижаюсь. Слово «живопись» ты без бумажки все равно выговорить не сможешь.

— Меня за такую живопись еще в третьем классе за дверь выставляли… — парировал далекий от искусства Быков. — Слушай, а этот, который в джинсовке, так и сидит на скамейке. И тоже на Иркины окна пялится.

Пару минут полюбовавшись кубиками, ромбиками и шарами, гость повернулся к Ирине:

— Знаете, у вас отличное чувство цвета. Акценты потрясающе расставлены! И это смелое сочетание теплых и холодных тонов! А вот с композицией — только, пожалуйста, не обижайтесь! — не очень. Равновесие хромает… Впрочем, это только мое мнение, а я ведь дилетант. Кстати, что на этой картине?

— На этой?.. — Ирина на мгновение растерялась. — Это… Мексика! Мексиканские пейзажи. Пустыня, горы, кактусы…

— Надо же… Я, честно говоря, ее несколько иначе себе представлял. А почему вдруг Мексика? Бывали там?

— Нет. Но всегда об этом мечтала. Вот, может, накоплю денег и съезжу.

— Так продайте картины, — предложил программист. — Или они вам дороги как память?

— Я бы продала. Но кто их купит? За нормальную цену не продашь, а за копейки — жалко.

— Понимаю… К этому вопросу надо подойти правильно. Вон, на набережной у нас — целый Монмартр. У них ведь покупают… А знаете что? Ваши картины можно на интернет-аукцион выставить… Нет-нет, я серьезно! Сегодня очень многие бизнесмены скупают работы никому не известных художников. Последний писк. И если грамотно подать, то возьмут. Давайте так: я картины сфотографирую, а потом в Сеть выложу. Надо только прикинуть, как они лучше смотрятся: при дневном свете или при искусственном… Вы позволите?

Не дожидаясь ответа, Малинин подошел к окну и задернул штору.

— Свет включите на секунду…

— Она что, с ума съехала? — возмутился Быков. — Какого черта?! Знает же, что мы контролируем, и… О, опять открыли! Фигня какая-то…

— Погоди! — Репин сжал его руку и указал вниз, во двор: — Смотри, наш джинсовый друг уходит… Похоже, штора — это сигнал.

— Точно, блин… Давай за ним! А я пока тут останусь.

— Нет, выключайте. При искусственном освещении лучше, — констатировал гость, отдергивая штору. — Цвета естественней смотрятся. Мягче… — Вдруг он уставился в правый нижний угол картины с двумя кубами — черным и фиолетовым, в каждый из которой была вписана оранжевая сфера. — А почему здесь подписано «Репин»?

— Мммм… Это меня мама в шутку «Репиным» называет, вот я так иногда и подписываю.

— Честно говоря, это совсем не его манера…

— Для мамы что Репин, что Пикассо — всё едино.

Малинин снова отошел на пару шагов и, чуть помолчав, заметил:

— Вы говорите — Мексика? А мне почему-то показалось, что вот это, например, портрет. Причем мужской.

— Нет, что вы… Это не мужчина, это… кактус! Но и вправду большой. На человека похож. Руки, голова… Они в Мексике до двадцати метров вырастают.

— Даже больше, — поправил Денис. — Называется цереус. Самый большой кактус на планете. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году в Аризоне ураганом свалило цереус. Высота этого кактуса была двадцать четыре метра, что по сей день считается рекордом. И на момент гибели ему было сто пятьдесят лет. Представляете, во время американо-мексиканской войны он уже рос! Мог видеть самого генерала Тейлора.