Фридрих Незнанский - Восемь трупов под килем

— Возможно, мы не все обыскали… — неуверенно начал Турецкий.

— Так ищите! — истерично гаркнул Голицын. — Я за вас буду искать?! — Его глаза лихорадочно забегали, руки затряслись. — Внимание, слушайте все сюда! Всем без исключения подняться в кают-компанию! Я сказал — всем! Исключение — Турецкий и Глотов, они ищут Манцевича. И смотрите мне, не дай бог не найдете…

Вот уж действительно, правило без исключения — исключение из правил. Он не мог избавиться от мысли, что еще пару дней такой нервотрепки, и он будет наизусть знать все закоулки этого странного судна. Но интуиция вгрызалась в мозг: пары дней не будет, осталось чуть-чуть. Причем не до счастливого исхода…

Они методично обшаривали пустую яхту. Трюм с машинным отделением, холодильники, пустые каюты, какие-то закутки, клетушки, вспомогательные помещения. Осмотр с фонарем окружающей водной глади. Это было очень загадочно. Куда мог пропасть изворотливый и хитрый секретарь, без которого Голицын должен чувствовать себя ампутантом без правой руки?

— Не могу поверить, неужели этого типа тоже убили? — прошептал Глотов, когда они оказались на внутренней кормовой лестнице. — Что вы думаете по этому поводу? Ведь это странно, нет?

— Полагаю, Манцевич разделил участь Ксении, — отозвался Турецкий. — Его убили и выбросили за борт. Обыкновенная история. Видимо, этому парню раньше, чем мне, пришла в голову светлая мысль. А вы ведь, Глотов, тоже не простой парень? — он впился в растерявшегося матроса своим коронным проникновенным взглядом.

— Эй-эй, о чем это вы? — матрос попятился, бросив упреждающий взгляд на топорик, с которым Турецкий уже успел сродниться.

— Вы ведь у нас крутой перец, ловелас, герой-любовник, нет? — ухмыльнулся сыщик. — Вам удалось отхватить не кого-нибудь, а саму Ирину Сергеевну Голицыну? Прекрасную женщину, эффектную, сексапильную, обворожительную. Не спорьте, Глотов, я отловил вас на горяченьком, и лишь врожденная скромность не позволила мне вынести увиденное на обсуждение. Я видел, какими вы обменивались взглядами. Рискуете, молодой человек, сильно рискуете. Признайтесь, виной случившемуся ваше сногсшибательное обаяние или что-то другое?

Матрос смертельно побледнел. Избытком ума этот парень не отличался, но сообразил, что запираться бесполезно.

— А при чем здесь это?.. — его челюсть отвалилась почти до пола, возникло назойливое желание поддать по ней снизу ладошкой, чтобы встала на место.

— Нечем прокомментировать? — Турецкий был внимателен — задумай этот крендель на него броситься, он встретил бы атаку во всеоружии.

— Вот черт… — Глотов сильно расстроился. — Я вас прошу, не надо об этом рассказывать Голицыну. Обычная интрижка. Ирине Сергеевне было одиноко… Подумайте, муж ее в грош не ставит, изменяет ей напропалую, она уже не может жить в таких условиях… Ей-богу! Она сама обратила на меня первой внимание, вела себя так, словно не прочь… Ну, вы понимаете? Вы же мужчина, вы сами, наверное, не раз оказывались в подобной ситуации…

Он лопотал что-то еще — вроде бы правильные слова, ведь все элементарно — что еще происходит, когда между мужчиной и женщиной проскакивает искра? Да, рискованно, да, он подставляет эту прекрасную женщину под удар, но ведь и сам оказывается под ударом, верно? Гнев Голицына будет беспощаден. Но ведь у каждого в душе имеется авантюрная жилка? Разве у сыщика такого не бывает?

— Не апеллируйте к моим порокам, о которых ничего не знаете, — сурово посоветовал Турецкий. — Вы что-то недоговариваете, Глотов.

— Истинный крест, здесь нет ничего другого, — жарко отозвался матрос. — Ирина Сергеевна очень мне нравится, я влюблен в нее… — он осекся, сделался жалким, перепуганным. — Послушайте, вы же не думаете, что из-за этого я собрался убить Игоря Максимовича?

Турецкий по-прежнему считал себя хорошим физиономистом. Чувства матроса без премудростей читались на его просоленной физиономии. Больше всего на свете он хотел бы убить Игоря Максимовича Голицына. Но самая великая странность заключалась в том, что это не он убил Салима, пытаясь добраться до Голицына. Или Турецкий окончательно перестал разбираться в людях.

— Заключаем рабочую сделку, Глотов, — предложил он. — Вы темните, но пока про это забудем. Я ни слова не скажу Голицыну о ваших упражнениях с его супругой, а вы обещаете не вставать отныне на его сторону. Я достаточно ясно выразился?

— Да. — Глотов вздохнул и кивнул с таким видом, словно резко сменил религиозные убеждения. — Мне и самому это начинает здорово надоедать. За дырку в голове Голицын все равно не заплатит, и второй дырки мне не хочется, пошел он к черту…

— Он не может вам не заплатить обговоренную в контракте сумму, — кивнул Турецкий. — Забейте на его приказы, Глотов. У Голицына и без вас по прибытии на берег будут огромные проблемы.

— Заметано, — проворчал матрос.

Когда они вошли в кают-компанию, мокрые до нитки, там царило оглушительное молчание. Кто-то сидел, кто-то стоял. Воздух дрожал от напряжения. Голицын замер недалеко от входа — скрестил руки на груди, правую сторону лица корежил нервный тик, он его не замечал, смотрел на Турецкого, как на воплощение мирового зла. Он сразу догадался, что ничем хорошим поиски не закончились.

— Манцевича нет на яхте, — вынес Турецкий безжалостный вердикт.

Все словно ждали такого вердикта — разом заговорили, злоба выплеснулась в пространство. Орал Феликс, орали французы, матерился, потрясая кулачком, Лаврушин, беззвучно плакала, размазывая слезы по щекам, Ольга Андреевна. Махнула полный стакан Ирина Сергеевна, гримаса, отдаленно похожая на улыбку, искорежила ее красивое лицо. Волновалась Герда, обосновавшаяся, как всегда, в районе зашторенного выхода, чтобы удобнее было сбежать, кусала губы, посматривала на Шорохова, как бы предлагая ему принять участие в побеге.

— А ну, молчать! — грохнул кулаком по раме входной двери Голицын. Гомон оборвался, настала хрупкая тишина. — Турецкий, довольно водить нас за нос, объясните в конце концов, что происходит?! Кто убийца?! Вы же не хотите, чтобы вся эта разозлившаяся публика подвергла вас суду Линча?

«Самый гуманный на свете суд», — ухмыльнулся про себя Турецкий.

— Абсолютно не хочу, — мотнул он головой. — До рассвета еще имеется несколько часов, так что наберитесь терпения, Игорь Максимович. А вот вашей участи я не позавидую, если вы и дальше будете стоять на своем…

— Какого черта?! — взвился миллионер. — Что вы несете!?

— Я выложу вам имя человека, ответственного за преступления, но только в присутствии представителей правоохранительных органов. Понимаете мою мысль?

— Долой произвол! — встрепенулся Феликс, и глаза его зажглись блеском озарения. — Игорек, твоих людей больше нет! Салим почил, Манцевич растворился в параллельных мирах. А ну, живо заводи яхту!.. Нет, не ты! — Он принялся вертеть головой, впился взглядом в Шорохова: — Матрос, мы отплываем, ты не понимаешь намеков? Наша команда надерет задницу вашей команде. Вас меньше, а на нашу сторону, если не ошибаюсь, теперь встает наш уважаемый сыщик, верно? — он подмигнул Турецкому.