Виктор Пронин - Банда

Бывало, что делать, и с Пафнутьевым бывало. Ну что ж, рассудительно говорил он себе в таких случаях — специфика работы. И вспоминал лукавые слова Анцыферова — задача не в том, чтобы отлавливать и сажать всех, кто того заслуживает, задача в том, чтобы содержать общество в разумном правовом равновесии, чтобы каждый знал о существовании справедливости, но не был в ней полностью уверен, тогда он управляем и законопослушен... Не стремитесь к бытовой справедливости, не увлекайтесь так называемым житейским здравым смыслом. Есть смысл более высокий, есть целесообразность высшего порядка... Государственная! — и он со значением поднимал обе руки, как бы поддерживая пошатнувшуюся планету.

Теперь же Пафнутьев неожиданно ощутил острую неуютность в душе. Он и Тане позвонил в какой-то смутной надежде обрести прежние покой и уверенность. И, кажется, она его поняла, даже предложила повидаться. И не потому, что так уж испугалась за своего приятеля, она понимала, что Пафнутьев ничего плохого ему не сделает, даже если для этого будут основания. Таня с первых дней из знакомства поняла, что Пафнутьев живет не по статьям закона, а по устаревшим приметам здравого житейского смысла, от которого так настойчиво и безуспешно отучал его прокурор Анцыферов.

«Чаще надо позванивать красивым женщинам, Павел Николаевич, — корил он себя, удаляясь от прокуратуры. — Даже когда для этого вроде бы и нет прямой необходимости. Напоминать надо о себе, чтобы они ни на минуту не забывали — есть, есть на свете Павел Николаевич Пафнутьев, который их любит, к ним стремится, хотя и безуспешно...»

Да, неуютно было Пафнутьеву в этот вечер. Слишком многое было нарушено в его привычных представлениях. По его понятиям, сразу же после убийства нужно было организовать следственную группу из ребят опытных, цепких, шустрых. Он мог бы войти в эту группу в качестве одного из многих, и было бы вполне разумно поручить ему проверить состояние дел в том же Управлении торговли. А тут вдруг нечто несуразное — он да еще два опера-недоумка... Но с другой стороны, Павел Николаевич, тебе дается шанс проявить себя, показать наконец, на что ты способен, тебе предоставляется возможность заглянуть в замочную скважину городской жизни, скрытой от посторонних глаз, ушей и прочих органов дознания...

Остановившись у газетной витрины, Пафнутьев пробежал взглядом по заголовкам, отдавая предпочтение четвертым полосам газет — нет ли чего про неопознанные летающие объекты? Он чувствовал к ним какую-то неодолимую тягу, как и к откровениям экстрасенсов, астрологов — эти ребята тоже тревожили его следовательскую душу своими непредсказуемыми способностями в области сыска. Он видел в них коллег, испытывая некую ревность — слишком легко и просто им открывалось то, чего он должен был добиваться неустанными усилиями, работой долгой, изнурительной. Что же касается политических страстей, экономических бурь, социальных потрясений, то все это не интересовало Пафнутьева — по простоте душевной он уклонялся от всего, во что не мог вмешаться.

Но в этот день его внимание привлекли не столько астрологические прогнозы на год черной обезьяны, сколько прекрасные кожаные туфли, о которых он и сам мечтал не один год. Человек в туфлях стоял по ту сторону газетной витрины, Пафнутьева видеть не мог и потому следователь рассматривал туфли подробно, с явной заинтересованностью. Желтая кожа, мягкая выделка, литые пряжки из красноватой меди — все выдавало нездешнюю добротность. Не поговори час назад с Халандовским о желании одеться пристойно, Пафнутьев, вполне возможно, и не увидел бы этих туфель, а так они стал как бы продолжением разговора.

И было еще одно обстоятельство — Пафнутьев сегодня уже видел эти туфли. Не так уж часто мы встречаем хорошие вещи, чтобы тут же о них забыть, они врезаются в воображение, истязая напоминанием о скромности наших возможностей.

Так вот — Пафнутьев на эти туфли сегодня уже бросал взгляд тоскливый и жаждущий. И сейчас, время от времени поглядывая на переминающиеся по ту сторону витрины туфли, он пытался вспомнить — где?

Утро... Место происшествия... Перекресток, переулок, эксперт Худолей, оперативники, прохожие... Нет, отпадает. Идем дальше... Анцыферов? Отпадает. У него туфли не хуже, но черные, в тон костюму. И потом, Анцыферов строже, он себя блюдет и не наденет на работу столь легкомысленную обувь. Дальше — милиция. Приемная Колова, секретарша Зоя, в приемной посетители... Что-то там промелькнуло... Человек в углу с газетой... Нога за ногу, лица не видно, раскрытый газетный лист... Ждал приема? Но у Колова никого не было и Зоя вполне могла его впустить... А она не обращала на него внимания... Случайных людей в приемной начальника городской милиции не бывает... Но когда я выходил от Колова и приставал к Зое со своими вопросами... Мне ничто не мешало... Если бы в приемной сидел этот человек, я бы не решился спросить о письме... Значит, его уже не было. Куда же он делся? И какого черта дожидался? Ну, ладно, тут я могу ошибиться, поскольку в приемных больших начальников здравость мышления часто уступает место чему-то другому.

Идем дальше, Павел Николаевич... Прокуратура. Ты вернулся в свою родную контору. Общался с Худолеем, вручил ему бутылку водки в слабой надежде, что тот вовремя сделает снимки, и вообще отнесется к обязанностям более или менее пристойно... Как бы там ни было, водку ты вручил, чем осчастливил несчастного на целые сутки... Потом рванулся к Анцыферову, но передумал, по каким-то надобностям выскакивал в коридор... Стоп! Есть!

Пафнутьев с облегчением перевел дух и оглянулся — не слишком ли явно выдает свою радость. — Ну, молодец ты, Павел Николаевич, ну, молоток!

В прокуратуре, как всегда, было полно народу — свидетели, жалобщики, доносчики, обвиняемые. В конце коридора сидел человек явно здесь чужой — это Пафнутьев понял сразу и еще отметил его роскошные туфли. Парень сидел с газетой, но не с развернутой во всю ширь, а в несколько раз сложенной. Он не связан с прокуратурой, это ясно, иначе не выглядел бы столь вызывающе. А он выглядел вызывающе.

Работа в прокуратуре дала Пафнутьеву одну странную способность — едва взглянув на человека, он сразу мог определить цель его прихода в эти сумрачные коридоры, мог сказать вызван этот человек в качестве свидетеля, подозреваемого, пострадавшего. По внешнему виду Пафнутьев легко узнавал алиментщиков, самозастройщиков, людей, у которых угнали машину, увели жену... Вряд ли он смог бы толково перечислить признаки, которые подсказывали ему тот или иной вывод, но ошибался редко, Итак, парень сидел, закинув ногу на ногу, откинувшись на спинку стула, поигрывая носком туфли — так в этом коридоре не сидят. В позе сквозила непричастность к здешним кабинетам и их служителям. Человек вызванный — уже зависим. Даже если его пригласили консультантом, экспертом, советником.