Андрей Кивинов - Мыс Доброй Надежды

Уваров понял, что теперь они с Рыбаковым поменялись ролями. Следовательно, не надо больше беспокоиться о том, чтобы не упустить из виду лысый «объект», а можно заниматься тем, что душе угодно. Никуда он теперь не денется, голубчик, будет ходить следом как привязанный.

Внутренне усмехаясь, Никита курил на мостике, переброшенном через небольшой пруд возле крокодиловой фермы Сан-Сити, и кормил ленивых рептилий булкой, захваченной из ресторана.

Булку крокодилы кушали, но с неохотой — наверное, слишком мягкой была эта пища для их острых зубов. Извивающиеся темно-зеленые тела, покрытые воинственными шипами, беззвучно перемещались по поверхности озерка, оставляя на воде мягкие разводы. Это зрелище Уварову нравилось, и, хотя похмелье еще сжимало грудь и голову стальными клещами, хватка эта уже ослабла настолько, что Никита мог сказать, что чувствует себя относительно хорошо.

Вообще, при всей силе его характера и здоровья (если не считать проблем со спиной), похмелье никогда не было для него проблемой. Он считал это не болезнью, а лишь временным недомоганием, что выдавало в нем неисправимого оптимиста. Уваров украдкой огляделся по сторонам и заметил господина Фишера, наблюдавшего за ним из-за кустов. Белый костюм и лысая голова шпиона отнюдь не способствовали хорошей маскировке. «А может быть, он и не прячется? — подумал „человек из Центра“. — Зачем ему это, в конце концов? Надо проверить…» Никита решил продолжить серию издевательств, которым уже подверг слегка очумевшего военного советника.

Еще раз оглянувшись по сторонам и сделав вид, что ничего не происходит, Уваров достал из кармана пачку сигарет, напустил на лицо выражение крайней озабоченности и поднес пачку к уху.

— Алло! Товарищ полковник? — «громко» зашептал Никита. — Это я.

Воображаемый полковник разразился долгой тирадой, не давая своему подчиненному вставить в разговор хотя бы одно слово.

— Так точно. Все как положено, — снова доложил Уваров, кивая. — И пароль назвал. Никак не реагирует. Совершенно. Разговаривает со мной только по-английски… Чем занимается?..

Уваров изобразил на лице задумчивость и развернулся к кустам, где затаился Рыбаков, подслушивая секретный разговор.

— …Да ничем — загорает возле бассейна с каким-то дедом… Ходит в варьете… Может быть, и перевербовали, кто его знает… Так точно… Понял… По варианту «бис». Все. До связи.

Уваров спрятал «рацию» обратно в карман и шагнул к пруду. Небольшой крокодил подплыл к мосту, нацелил на Никиту маленькие глазки. Уваров кинул ему остаток булки, но пупырчатый не обратил на нее никакого внимания, продолжая сверлить человека голодным взглядом.

— Не дождешься, Гена, — ласково сплюнул человек.

Уловив движение у себя за спиной, Никита обернулся и пересекся взглядом с Рыбаковым, который подкрался к нему почти вплотную. В стальных глазах «шпиона» он прочитал мрачную решимость («Не думай о секундах свысока…»). Еще мгновение, и Рыбаков швырнул бы Уварова прямо в пасть к крокодилам. Но осуществить коварный замысел он не успел. Видимо, темнокожая Фортуна в Сан-Сити в очередной раз показала бывшему офицеру Советской Армии шоколадный зад. Уваров ехидно подмигнул оппоненту и быстро ретировался. Рыбаков облокотился на перила, прожигая взглядом спину врага и собираясь с мыслями.

Проклятой Фортуне невольно подыграли господин Смирнов со своими приживалками, которые так некстати для Фишера направились полюбоваться на рептилий. Мотя, выдавая очередной увлекательный монолог, заметил Рыбакова, только когда взошел на мостик.

— А этот чего здесь пасет? — набычился авторитетный турист, сжимая кулаки.

— Похоже, крокодильчиков кормит, — хихикнула блондинка.

— Ты его не сильно долбанул в последний раз? — Брюнетка нежно погладила спонсора по руке.

Рыбаков медленно повернулся и окинул троицу ничего не выражающим взглядом.

Мотя приблизился к Фишеру и пощелкал пальцами перед его слегка распухшим носом.

— Реакция есть. Только фэйс я ему немного помял. — Смирнов явно гордился собой.

— Сестренка, — обратилась блондинка к брюнетке, — ты скажи ему, что крокодилы злые, укусить могут.

И захихикала, не обращая внимания на презрительный взгляд соперницы, которой пришлось переводить ее тупую шутку.

— Сенкью, — поблагодарил брюнетку Рыбаков, не меняя позы.

— Злые, но вкусные. Даже без соли! — подняв вверх большой палец, засмеялся Мотя. — Вот такая закусь, лучше свинины. Иди, мужик, в ресторане пожуй. Может, полегчает.

Смирнов слегка подтолкнул Рыбакова в сторону ресторана, и веселая компания удалилась.

«Все. Хватит, — твердо решил шпион. — Больше никаких проколов. Надо только разобраться с этим BOSSom… Интересно, он как-нибудь связан с людьми из „Эрмитажа“? Сегодня же выясню».

Барабанный стук и бодрое пение за стенами хижины внезапно затихли.

Петруха напрягся, меняясь в лице.

— Пора, — тихо произнес вождь, поднимаясь из-за стола. Он подошел к стойке бара, открыл шкафчик, извлек странный головной убор, по форме напоминающий срезанное горлышко бутылки из-под пива.

Из горла бутылки торчало несколько разноцветных перьев, довольно потрепанных, словно хвост ощипанного павлина.

— Ритуальная шапка, — объяснил Петруха, стряхивая пыль с перьев. — Раздевайтесь.

— Что, догола? — испугался Вася.

— Да нет, до пояса. Так обычай велит.

— А если москит ужалит?

— Не боись, Василий, во время обряда не кусают. Давайте шустрей, идти пора. Встанете у меня за троном, а потом шаман скажет, что делать.

— А ты чего, Петя, так разволновался? — Игорь нехотя расстегивал рубашку. — Может, что недоговариваешь?

— Да нет, все нормально. — Голос Петрухи слегка дрогнул. — Просто я… Ну, короче, не по себе иногда бывает на этих шоу…

— Это почему? — насторожился Вася.

— Ну, не знаю, — уклончиво ответил Петруха. — Батя мне говорил, что это память предков, типа, они стращают вождей баквена, чтобы те не косячили против своего народа.

— Что за предки такие, мертвецы, что ли? — Плахов наконец снял рубашку и аккуратно повесил на плетеное кресло.

— Крокодилы, — нервно усмехнулся Нгубиев, водружая на голову ритуальную шапку. — Готовы? Тогда пошли.

Вождь накинул на плечи мохнатую шкуру неведомого зверя и покинул бунгало первым. Опера последовали за ним. Вокруг стояла удручающая тишина. Безмолвную деревню окутали ранние сумерки. Яркие звезды уже начинали поблескивать на темно-синем небе. Плахов только сейчас заметил — светила расположены как-то непривычно.