Игорь Алимов - Клокард

Некоторое время Вайпер смотрел на меня отсутствующим взглядом, а потом снова оживился и погрозил пальцем.

– Э-э-э, милейший господин инспектор! Ведь вы все это и выдумать могли, а? Я вас зна-а-аю, вы такой выдумщик! – Заложил руки за спину и вприпрыжку прошелся по комнате туда-сюда. – Но проверить все равно надо. Если вы сказали правду, это несколько меняет дело. А если нет… Лоботомия от вас никуда не денется, понимаете? Она может подождать, лоботомия. Да. – Он подошел к двери и ткнул в кнопочку на небольшом пульте у косяка.

В комнате появились два здоровенных молодца в темно-синей военного вида униформе, с пистолетами на поясе и в глухих шлемах с опущенными дымчатыми забралам, за которыми не было видно лиц.

– Увезите! – указал на меня Вайпер. Молодцы подхватили кресло, чем-то сзади щелкнули: образовались колесики, и меня выкатили из комнаты в длинный, хорошо освещенный и совершенно безлюдный коридор.

Мы проехали мимо десятка дверей и наконец у одной остановились – видимо, прибыли.

Один амбал открыл дверь – за ней царил мрак, а другой принялся отвязывать сначала мои ноги, потом руки; второй тут же присоединился к нему: вытащил из кобуры большой пистолет неизвестной системы и нацелил мне в лоб.

И все это молча.

Потом они слаженно подхватили меня и мощным рывком втолкнули в дверной проем; прежде чем я успел что-то предпринять, мягко хлопнула дверь и я остался в абсолютной темноте.

Камера, в которую меня так невежливо засунули, оказалась небольшой: шесть шагов наискосок. Это я выяснил в первые пятнадцать минут, на ощупь.

Потом зажегся ослепительный свет и одновременно громко заиграла песенка «Квин» «We’re the champions». Когда-то я любил эту песню, она мне нравилась – но скотина Вайпер приложил все усилия, чтобы я исполнился отвращения к вокалу Меркьюри: еще бы, ведь песню крутили непрерывно в течение нескольких часов! Кто хочешь озвереет. И самостоятельно полезет в петлю.

Но и на этот счет Вайпер позаботился: камера – и стены, и пол, и потолок – все было покрыто прочным, но упругим и мягким материалом, не позволяющим разбить себе голову даже при большом желании; не говоря уж о петле – отодрать даже малюсенький кусок у меня тоже не получилось, только зря ноготь сломал, хотя и очень старался. Возникла, правда, надежда поживиться чем-нибудь у видеокамеры, неотступно поворачивавшейся следом за мной, но ее предусмотрительно расположили так высоко, что нормальному человеку никак добраться. Еще можно было сделать петлю из трусов, но я не видел, к чему такую петлю можно было бы привязать. На двери даже ручка отсутствовала.

Короче, все было плохо. Но не так, как могло бы. Ибо в голове моей пока оставалось ровно столько отверстий, сколько повезло получить при рождении. Уже плюс, не так ли?

Да и вообще: хотя многие знания и влекут за собой многие печали, я все же чувствовал себя приподнято – пусть затылок мой и украшал здоровый и крайне болезненный синяк, а из одежды я располагал всего лишь трусами в веселый цветочек, и снаряжение, включая сканер роботов, осталось в кривых руках придурочного Вайпера. Все потому, что я в очередной раз не потерял веру в человечество. Думать о том, что Жужу Цуцулькевич талантливо водила меня за нос – меня! такого крутого! да что там: такого суперского и опытного! – было абсолютно невыносимо и даже унизительно. Потом я немного поупражнялся в прыжках к видеокамере (безуспешно!) и решил еще немного поразмышлять. Когда я со всей очевидностью понял, ибо Вайпер косвенно подтвердил, что Жужу подменили на очень хорошую модель «би» (скорее всего тогда, когда я вышел в ратушу), у меня камень с души свалился.

Данное обстоятельство радовало меня целых полчаса.

Но чем дальше я предавался этому увлекательному занятию, тем меньше оставалось воодушевления в моем многострадальном организме.

Посудите сами.

Я торчал неведомо где, но, судя по привычкам Вайпера, – определенно под землей, не просто в какой-то, наспех подготовленной к содержанию пленников клетушке, а именно что в камере! – в камере, специально оборудованной для сложных, вроде меня, случаев. Коридор, в котором я и мои сопровождающие побывали до того, произвел на меня самое благоприятное впечатление: достаточно обширный для того, чтобы по нему спокойно проехал крупный армейский грузовик; с округлым потолком, по которому шел ряд матовых, ярко светящих плафонов – коридор тянулся, слегка отворачивая вправо. Пол был залит ровным слоем бетона – не как-нибудь наспех, а аккуратно и тщательно. В коридор выходила уйма похожих как братья глухих дверей с номерами, аккуратно вытисненными на круглых белых табличках. А когда меня швыряли в камеру, я успел заметить выворачивающий из-за угла легкий синий электромобильчик с тремя седоками.

Значит – что? А вот что: хорошо оборудованная подземная база, которую строили не одну неделю и которая настолько поместительна, что для удобства и скорости по ней перемещаются на колесах. Где есть даже специально оборудованные камеры, из коих без специального инструмента не сбежать; и все это нашпиговано системами визуального наблюдения.

Очень мило.

Скорчив камере рожу, я двинулся дальше.

Мадам Цуцулькевич – если, конечно, ей уже сгоряча не вскрыли голову – тоже, наверное, где-то здесь. Но где? Даже если я чудом выберусь в коридор, вряд ли мне позволят полностью обыскать данный подземный дворец.

Да и сам я… такое ощущение, что задержался я здесь надолго. Где, где мои любимые лифты вертикального взлета с одной-единственной кнопкой?! Пора признать, что моя затея подпольного рейда в стан врага с ужасающим треском провалилась.

– Дайте пива! – перекрикивая «Queen», потребовал я. – Дайте немедленно холодного пива! У меня тоже есть права!

Как же!

Сделав пару дополнительных пробежек из угла в угол, я присел у стенки и уткнулся подбородком в колени.

Вилы.

Главное – не терять самообладания и жизненного оптимизма. Думать положительно. Вот тот же Слепой Пью, добровольный узник подземелий, разве бы он столько продержался без света и вообще безо всяких жизненных радостей, если бы не думал положительно? Поначалу – ясное дело! – Пью было фигово и он негодовал, и даже, пожалуй, регулярно впадал в отчаяние; но потом нашел поводы для оптимизма, скрасившие его жалкое существование до такой степени, что Слепой Пью вовсе не захотел выходить наружу!

Правда, Пью залез в подвалы особняка г. шерифа самостоятельно, по личной инициативе. Поперся отстаивать права обитающих там диких хомяков. И, надо признать, как-то умудрился найти с хомяками общий язык, иначе хомяки просто сожрали бы Пью вместе с его мосластыми костями. Ибо, если задуматься, хомяки – крайне непростые животные, при необходимости способные сбиваться в стаи…