Фридрих Незнанский - Чисто астраханское убийство

Ирина, в общем-то, поняла суть его просьбы и пообещала, что ровно на неделю отпустит Шурика, но с условием, чтобы тот обязательно привез ей обещанные Славкой волжские дары. В шутку сказала, но у женщин именно подобные шутки и несут основную идейную нагрузку, их обязательно следует принимать к исполнению. Уж в чем-нибудь другом — ладно, можно и забыть случайно, а в таких мелочах приходится быть строгим к себе и методичным.

Другими словами, это означает, что Саня уже весь день в пути, и ожидать его следует на рассвете следующего дня. Если он не станет где-то делать остановку. Значит, надо бы и о другой кровати позаботиться. С тем он и обратился к игривой, расшалившейся хозяйке. У той вспыхнули глаза.

— А он у тебя как? — Они легко перешли на «ты».

— В каком смысле?

— Ну… в прямом. — Она замялась, но тут же звонко рассмеялась: — Такой же горячий? Или…

— Сказал бы «или как», но тогда совру. — Он обнял женщину за плечи и притянул к своей груди. Подумал про себя: «А ничего ручонки-то, ухватистые еще!» — Я так думаю, что, пожалуй, еще погорячее да покрепче меня будет.

— Ладно тебе, ты и сам, как тот дубок. А говоришь — старый! Тебе сколько?

— Да скоро на седьмой десяток перейду.

— Брось ты, не может быть! — Она уставилась недоверчиво. — Я бы, так больше пятидесяти и не дала. Руки-то — вон, позавидуешь! И как же тебе, милый мой, удалось сохранить-то себя?

— А это все — тайга-матушка. Она — моя целительница. Да зверушки — в друзьях, их охранять от злых людней требовалось, вот и некогда было стареть. У егеря всегда забот полон рот, а у старшего — тем более. Зимой-то на лыжах верст по двадцать каждый Божий день. Да не по трассе, а по тайге.

— А что за зверушки-то?

— Да хоть те же тигры. Знаешь, сколько там браконьеров?

— Ох ты! А одному-то было не страшно? Или кто-то помогал одиночество скрасить, а? Только не ври, все равно не поверю, чтоб такой мужчина один по тайге шастал…

— Один, один, Дусенька. Причины тому были веские.

— Беды натворил, что ли?

— Это как подумать. Виноватым себя чувствовал, но от беды и сам ушел, думал одиночеством вылечиться. Ладно, это теперь уже неинтересно. Вернулся, как видишь. И снова работы много. Душу на рыбалке отведу, и — назад. Агентство у нас, сыщики, охранники. То с неверными супругами иметь дело приходится, а то и с преступниками — и бандиты, и убийцы. Тоже бегать надо…

— А я и смотрю, нет в тебе ни капельки жира, — она попробовала ухватить пальцами мышцу на его груди, но пальцы скользили — жарко. Тогда шлепнула и поцеловала место шлепка. — Нет, силен мужик, умеешь радость доставить.

— Так это, — засмеялся он, — надо понимать, у нас с тобой только начало? Или твой каприз?

Дуся хитро уставилась на него, потом тряхнула густыми черными волосами, рассыпавшимися на ее полных плечах.

— Знаешь-ка, давай тогда койку дружку твоему не у тебя в комнатке, а в сенцах поставим? Или на веранде? Чего ж вы будете мешать-то друг другу?

— Ох, Дусенька, и до чего ж ты сообразительная…

— А то! — Она откинула голову ему на руку, потерлась шеей. — Я знаешь что подумала? Зинку, пожалуй, приглашу на ужин, не возражаешь? Медсестра наша, здорово пострадала она, бедняжка, да об этом — потом как-нибудь. А девка она хорошая, сердечная и собой, я тебе скажу… вполне симпатичная. И не упрямая.

— Видишь, какая ты умница! Так тогда и я в магазин схожу, что ли, скажешь, чего взять надо? У меня, конечно, кое-что есть с собой, да и Саня привезет, но, может, тебе чего-нибудь еще потребуется, к столу, я имею в виду?

— Да не надо ничего, — отмахнулась она. — Или, может, вы городского захотите?.. У нас-то все просто, с чем живем, тем и питаемся. Вы — другое дело.

Грязнов поспешил уверить ее, что о приготовленном ею сегодня завтраке можно только мечтать, он давно такой вкусноты не ел, особенно рыба да помидоры — обалдеть можно. Она снова просияла, прижалась к его плечу щекой. Потом подняла голову со спутанными волосами и в упор взглянула ему в глаза смеющимся взглядом:

— А ты что ж, хотел, значит, меня ему подсунуть?

— С чего ты взяла? — опешил он.

— А разговор ваш случайно подслушала, вы громко разговаривали, не знаю, что он говорил, но твои-то слова я слышала. Насчет «запазухи»! — И продолжала смотреть в упор смеющимся взглядом.

— Да ну что ты, Дусенька, — совсем смешался Грязнов, — ты разве не поняла, что я так пошутил? Ну, может, неловко, тогда прости меня. А «запазуха» мне твоя, кстати, очень нравится. Так что и не думай, уж если ты мне сама позволила заглянуть туда, то больше никому не достанется такая радость. Хотя бы при мне.

— А ты еще и ревнивый? — Она засияла от удовольствия.

— Жуть какой… А эта твоя… Зина, да? У нее что, беда какая была?

— Доктора нашего, любила она его, подстрелили лихие люди. Давно уже, полгода назад, а то побольше. Думали, выживет… Зинка сильно переживала, бедная, а я только недавно встретила ее, — все дома да в медпункте, а тут вижу, идет, улыбается мне, кивает, похоже, отходить стала. Дружили мы раньше. Я и подумала, что, может, хорошая компания ей станет получше иных лекарств, а? Как думаешь?

— Ты абсолютно права, приглашай. Только скажи мне, а это не отразится как-то нехорошо на тебе? Народ-то ведь, он видит…

— А я ни с кем из соседей компании не вожу. Они ж еще Мишку помнят, и так моих нечастых постояльцев обсуждают, все равно новые сплетни пойдут, житья спокойного не будет, народу нынче делать нечего, вот языками и треплют. А Зинке я аккуратно скажу, что вот, мол, друзья мои московские, то, другое. А он не грубый, этот Саня-то твой?

— Да ты что?! Ласковый, как котенок. Это и опасно.

— А почему?

— Попадешься — не вырвешься. Сама не захочешь. Ну, это я про Зину. — Он нахмурился. — А то вдруг она чего не так подумает? А потом никто никого не принуждает, посидим, винца попьем вкусного, закусим твоими чудесами, а там что бог на душу положит… Но ты права, постель ему придется в любом случае поставить на веранде, это чтоб и ты сама не беспокоилась. Ты ж вон какая… жаркая.

— Заботливый… — хмыкнула она.

— Как ты говоришь, — а то? Ну, тогда показывай, что у тебя где.

— Отдыхай, я сама.

— Нет, Дусенька, уж позволь мужскую работу делать мужчине, не хватало, чтоб ты надрывалась.

— Ничего со мной не случится, мы — привычные. Но за заботу — спасибо…

Так хорошо сказала, что у Грязнова что-то в душе повернулось теплой стороной к сердцу. Вот как бывает…

— Это, милая, разве забота? Это — пустяки. А вот где сейчас наш Саня, давай-ка мы с тобой узнаем.

— Ну, узнавай, а я пойду, дела надо делать. — И она, ловко выскользнув из-под его руки, накинула свой халатик и скрылась в соседней комнате.

— Саня, — Грязнов услышал в трубке голос Турецкого, — где ты находишься и чем занимаешься?