Фридрих Незнанский - Чисто астраханское убийство

Дуся уже наслушалась подобных разговоров и не стала задерживаться в медпункте, только кивнула медсестре и, дождавшись ответного кивка, подтвердившего ее согласие, отправилась домой.

К вечеру надо было подготовиться. Чего там, у гостей, было, она не знала, в чужие сумки не заглядывала, но в свой погреб залезла и долго выбирала среди банок с соленьями такие, чтоб и огурчики, и помидорчики выглядели попривлекательней. Понравились эти «пальчики» Славе, вот и угостить. Рыбки прошлогодней вяленой достала, чтоб порезать, арбузов парочку выкатила с холодка, прочей снеди с собственного огорода — зелени всякой питательной, которую многие мужчины любят пучками в соль макать, ну и так далее. Чтоб стол показался побогаче, пол-литровую банку черной икры с ледника принесла, проверила, не испортилась ли — это еще с ранней весны, когда мужики осетров потрошили, чтоб рыбнадзор не успел, а потом бабам соседским по дешевке продавали. Словом, было чем угостить. Да они и сами обещали и на добрую ушицу наловить, и на жаренье. Дуся говорила уже Славе, у кого можно лодку за денежки взять да на быстрину выйти, там и большая рыба попадалась. Наверное, так и сделали… Времени уже четвертый час, а рыбаков не видно, возможно, далеко забрались либо с уловом не торопятся. Вчера-то Слава с хорошей рыбой вернулся — тут тебе и лещи, и судачки, и парочка чебаков — совсем уже больших лещей. А сегодня вроде собирались и стерлядочкой заняться — вот тебе и уха царская. Если повезет, конечно, местные-то знают заветные места, да только вряд ли с приезжими поделятся. Хотя, кто их знает, там видно будет…

Они появились, наконец, после четырех, нагруженные разнообразной рыбой по самые плечи: все больше судаки и лещи, ну и с десяток «сопливых ершей» — в основу будущей ухи. Еще взяли пару неплохих стерлядей — это уж точно большая уха. Но о том, кто кого победил, речь не заходила. А Дуся все смотрела на них, улыбалась и ждала, чем спор наконец разрешится. Заметив ее заинтересованные взгляды, Турецкий ухмыльнулся и доложил, что конечно же проиграл вчистую. — А чего ты хочешь, Дусенька? Я ж говорил, что дуриком против великого мастера попер, а когда это кончалось победой? Да я через десять минут уже понял, что не догоню, даже и пытаться не стоит. Зато удовольствия, скажу тебе, — он хитро зажмурился, — получил по самую макушку. Все-таки вода — великая вещь, счастливые вы тут, в таком раю живете! А курточка твоя — просто спасенье. Не знаю как и благодарить. Хотела ему ответить Дуся, но промолчала, лишь покачала головой, заметив Славин совсем невеселый взгляд. Уж он-то, видно, понимал ее, и про рай тоже знал хорошо.

Пообедали они разогретой вчерашней ухой и жареной рыбой. Ушица за сутки настоялась, а под рюмочку — так и вовсе сплошное объедение. А потом отправились по своим койкам. Турецкий быстро захрапел — он обветрился, надышался, похоже, перебрал кислорода. А вот Грязнов пошел к себе и растянулся, поманив рукой Дусю.

— Сядь рядышком, посиди со мной, а?.. Ну, расскажи, чего делала, где была?

И Дуся стала рассказывать о посещении Зины, о твердом обещании той заглянуть вечерком, часам к восьми, когда жара спадет. А потом как-то само собой коснулась и разговора с Катей Нефедовой, соседкой через один дом. Дусю мучил один вопрос: почему следствию было наплевать на то, что думают местные жители? Уж кому, как не местным, и знать-то своего соседа, которого обвиняют нынче во всех смертных грехах. А вот Катя плачет и твердит, что ни в чем Антон ее не виноват. Прямо беспредел какой-то творится! И ведь не день, не месяц, а целый год тянется следствие, а человек — в тюрьме. И никому до него нет дела… Грязнов внимательно выслушал, пообещал позвонить в Астрахань генералу Привалову и попросить того взять дело под личный контроль, мол, этого вполне будет достаточно, потом покивал как-то странно и обнял рукой Дусину талию. Притянул ее к себе и начал целовать склонившееся к нему раскрасневшееся лицо — губы, щеки, глаза, лоб, а когда его губы переместились к ней на шею, она не выдержала и со сдавленным всхлипом рухнула на него, уже ничего не слыша. Теперь она и сама старалась изо всех сил, боясь в миг просветления только одного: чтоб дружок Славин не проснулся нечаянно и не застал ее в таком положении. Отчего-то ей было стыдно, если он увидит. А вот Славы она совершенно не стеснялась, и, кабы не гость, храпевший на веранде, не удержалась бы и поскидала бы с себя всю одежду, как вчера днем. Ох, какое ж то было наслаждение! И Слава такой нежный, проснулся и так взглянул, так обнял, что сердце у нее зашлось…

Он и сейчас был нежным, но и осторожным — целовал, гладил, будто молча призывал ее потерпеть еще немного, дождаться ночи, и уж тогда ничем себя не сдерживать и ни в чем не отказывать. Голова кружилась, каждое движение Славиной ладони по ее телу томительно отдавалось у нее в животе, и грядущая ночь казалась ей отдаленной и недостижимой… Последнее, о чем подумала: надо бы ключ от двери в эту комнату поискать, был ведь где-то. Это чтоб ночью закрыть дверь и никому не отворять до самого рассвета, до подъема на очередную рыбалку, если у них к утру сил достанет. Почему-то ей казалось, что и Зине после долгих душевных ее страданий должен обязательно понравиться веселый Саня — даже просто как сердечная отдушина. Ну а понравится, так и ждать нечего и нечего стесняться — все в доме свои, никто не осудит. Сама Дуся даже и не собиралась стесняться — на то она и ночь…

Вечерок, как заметил повеселевший, и не без причины, Саня, у них удался. Смех катался по дому безостановочно. Чего только не рассказывали мужчины, какие случаи из недавней своей жизни не вспоминали. Может, тогда это было и не смешно, а, скорее, горько, но теперь, по прошествии времени, любая мелочь веселила, особенно еще и потому, что рассказчики — что один, что другой — умели подать так, что у женщин животы разболелись от беспрерывного смеха.

После долгого воздержания Зина как-то довольно быстро захмелела. Не пьяная, нет, но ее смешно покачивало из стороны в сторону, и кончилось тем, что она чуть не свалилась со стула, хорошо, что в последний момент Саня успел подхватить ее, а она хохотала.

Дуся с удовольствием замечала, что Славин дружок полностью переключил свое внимание на подругу и усиленно ухаживал за ней, а Зина просто сверкала от удовольствия и не расставалась с подаренным ей зонтиком, и лицо ее было очень красивым, поневоле залюбуешься. Саня и любовался откровенно, подмигивая то Славе, а то Дусе. И это было тоже смешно. Конечно, ни о каком уходе Зины домой уже и речи не могло идти. Она парочку раз просто повисла у Сани на груди, обхватив его шею руками. Пробовала целоваться, но губы только чмокали, и она без удержу хохотала. Знать, отпустила ее боль окончательно, и чего теперь страдать по утерянному навсегда? Да пошло оно все!.. Жить уж мало остается, бабий век-то короток, полсотни стукнет — и, считай, старость на дворе, где ж там новую радость-то искать?