Николай Леонов - Ультиматум Гурова (сборник)

Здание дышало историей, это Гуров ощущал почти физически. Наверное, это аура величайших талантов, которые тут учились, которые тут преподавали. И сама архитектура здания ощущалась какой-то особенной, несмотря на лаконичный стиль с элементами ар-деко. Высокие окна, декоративный карниз с сухариками, подчеркнуто мощный цоколь – все это придавало монументальность и основательность всему строению. От него веяло непоколебимостью, вечностью театрального искусства. Гуров вздохнул оттого, что пришел сюда по делам своей грубой службы. Это все равно что в грязных сапогах ступить на свеженатертый паркет, да еще паркет векового возраста.

Ольга Евгеньевна Караваева ждала его в деканате. Она оказалась маленькой старушкой с острым носиком и собранными по старинной моде в шишку на затылке седенькими жидкими волосами. Длинное платье с высоким, под горло, воротником, туфли на низком каблуке и неизбежный платок, наброшенный на плечи. Гуров почему-то именно такой платок и ожидал увидеть на женщине. Караваевой было на вид лет восемьдесят, но двигалась и разговаривала она очень живо и эмоционально. Лев еле сдержался, чтобы, поздоровавшись и представившись, не припасть к ручке дамы. Впрочем, это, наверное, здесь показалось бы уместным.

– Так чем же я могу помочь столь бравому полковнику? – осведомилась Караваева, удивив Гурова, что запомнила его звание. Он-то его произнес не очень внятно. – Пойдемте, молодой человек, в эркер в конце коридора. Там мы сможем поговорить без помех.

Он все же не удержался от галантности, предложил старушке руку и буквально сопроводил ее к мягкому дивану в указанном эркере.

– Раньше, помнится, у жандармских полковников была весьма красивая форма, – оправив подол платья, произнесла Ольга Евгеньевна. – Почему вы не в форме?

– Видите ли, я имею честь служить не по жандармскому ведомству, – удивил сам себя Гуров, выдав такую витиеватую фразу. – Я из уголовной полиции.

– Вот как? Кажется, сейчас это называется «сыщик».

– Это всегда так называлось, Ольга Евгеньевна. Вы позволите задать вам несколько вопросов о ваших учениках? Дело весьма серьезное, и я прошу вас отнестись к моим вопросам с пониманием.

– Так задавайте, – поощрила полковника Караваева. – Я вас слушаю.

– Меня интересует некая девица, у которой вы принимали вступительные экзамены несколько лет назад. Это некая Алина Игонина.

– Алина Игонина? Да-да, припоминаю. Такая странная девушка, брюнетка, нервная, как струна. Она не прошла испытаний и не была зачислена.

– А вы помните почему?

– Ну как же, помню. Общеобразовательные дисциплины она сдала вполне удовлетворительно, а вот профессионального призвания мы в ней, видимо, не нашли. И это было не только мое мнение. Хотя что-то в ней было. Но это не для сцены, не для театра.

– А что она читала на прослушивании?

– О! Она читала собственные стихи. Не скажу, что это были шедевры, но поработать в этом направлении мы Игониной посоветовали. Вполне допускаю, что из нее могла получиться приличная поэтесса. А что с ней? Что из нее получилось?

– Нынче она под следствием, Ольга Евгеньевна. Простите, если я вас этим огорчил.

– Как же так! – всплеснула бледными старческими ручками Караваева. – Она девушка была странная, но не до такой же степени, не злодейка. Решительно отказываюсь понимать современную жизнь и современную молодежь. Удивительно просто, непередаваемо удивительно! Мир так прекрасен, в нем столько чудных оттенков человеческого общения, человеческих эмоций. Его хочется созерцать, впитывать, а они… тяжелая у вас профессия, господин полковник, я вам сочувствую. И что же она натворила такого, что попала в руки уголовной полиции?

– Ольга Евгеньевна, вы простите меня, но в нашей профессии есть определенные правила. Нельзя рассказывать всего, что пока еще находится в стадии изучения, проверки. Согласитесь, существует информация, которая может бросить тень на порядочного человека, скомпрометировать его в глазах окружающих. Вы – женщина проницательная, опытный педагог, но и вам я не могу сказать большего. Простите.

– Да-да, – грустно согласилась Караваева. – Вы, видимо, правы.

– Скажите, а у вас не сохранилось стихов Игониной? Мне сказали, что у вас целый архив творчества ваших учеников…

– Вы знаете, должны были сохраниться. Если вам это крайне необходимо, я могу найти.

– Было бы очень хорошо, Ольга Евгеньевна. Завтра вам будет удобно встретиться со мной по этому поводу?

– Безусловно. Я полагаю, что у вас в вашем ведомстве все срочно и безотлагательно.

– Хорошо, я позвоню вам утром. И еще, Ольга Евгеньевна, а вы знали Максима Валовича? Он ведь учился здесь.

– Да-да, милейший был юноша… Валович. Был в нем некий дар располагать к себе людей. Незаменимое качество настоящего актера. Только он ведь обучение не закончил. Если не ошибаюсь, ушел он с третьего курса. Очень мы его отговаривали, жалели его, что-то там, как я слышала, у него происходило. Нехорошая компания, я полагаю. Жаль молодого человека.

– А что вы знаете о его дальнейшей судьбе?

– Вы разве не в курсе? Он погиб. Я решительно помню, как мне говорили о похоронах. Даже кто-то из моих знакомых был там. Кажется, в прошлом году.

– Даже так? Понятно. Бедная Алина, она мне этого не говорила. У нее ведь какие-то отношения были с Максимом.

– Отношения? – искренне удивилась Караваева. – Не знаю… В таком случае, более странной пары я не могу себе представить.

Попрощавшись с Караваевой и договорившись с ней о телефонном звонке в одиннадцать часов (пополудни!), Гуров выскочил на улицу и первым делом набрал номер Крячко.

– Стас, срочно найди информацию о Максиме Валовиче. Мне только что рассказали, причем вполне авторитетно, что он погиб или умер.

– В ключе их отношений с Игониной и наших подозрений, это наводит на нехорошие предположения, – отозвался Крячко.

– Стас, уволь меня от подобной манеры общения. Я только что тридцать минут сидел, как на приеме у английской королевы. Аж язык заплетается.

– Ну, изволь, изволь, – согласился Крячко.

Крячко предложил Гурову подбросить его на встречу с Караваевой на машине и по дороге поговорить. Времени до встречи с педагогом «Щуки» оставалось уже мало. Лев посмотрел на часы и чертыхнулся. Сколько не сделано за день из запланированного, а ведь он вечером еще хотел съездить на дачу навестить Юрку Калинина с дочерью. Он их не видел уже несколько дней. А если тому что-то нужно? Ведь Юрка лишний раз звонить и просить не будет, знает, как Гуров занят, да и самолюбие у Юрки еще то.

– Ну что, раскопал что-нибудь? – запрыгивая в машину, спросил Лев.

– Не что-нибудь, а почти все, – пожал плечами Крячко и посмотрел в заднее зеркало, прежде чем вывернуть руль и выехать на проезжую часть. – Слушай. Максим Валович действительно умер в прошлом году. Я бы сказал, что парень сгорел. Развеселая жизнь, деньги, алкоголь, наркотики. Полный пакет. Он в самом деле ушел с четвертого курса, но не потому, что почувствовал себя несостоятельным в актерской профессии. Была одна деваха, у меня данные там в записной книжке есть, которая сбила его с пути истинного.