Аркадий Адамов - Вечерний круг

Выгнав обоих участников драки, Филипенко зашёл к дежурному, потом его перехватил один из сотрудников, потом кто-то ещё, и до своего кабинета он добрался, когда Лосев уже кончил допрашивать Витьку и сам уже собирался отправиться на поиски замнача, как коротко обозначалась всюду должность Филипенко.

— Как дела? — бодро осведомился последний, заходя в свой кабинет и усаживаясь возле стола на место посетителя. — Дожал ты его?

— Не вошёл пока в доверие, так точнее, — покачал головой Лосев, откидываясь на спинку кресла и вытягивая под столом свои длиннющие ноги. — Но сдаётся мне, сказать он чего-то не хочет. Вернее, я знаю, чего он не хочет сказать: почему следили за Шухминым. А это очень интересно. И докопаться до этого надо. И докопаюсь. Ну ладно. Чего там у тебя?

— Да ничего. Выгнал обоих.

— Кто такие?

— Местные. Один Володька, кличка Дачник. Другой Гошка, кличка Горшок.

— Горшок? — встрепенулся Лосев.

— Да. А что?

— Это вроде тот самый, который вместе с Витькой за Шухминым шёл. Ты давно его выгнал?

— Полчаса назад.

— Эх! Где же он сейчас может быть?

— Да где хочешь. Он табель не снимает.

— А где живёт?

— Это известно. Я записал. В Сокольниках.

— И нигде не работает?

— Как так! Числится за аттракционами, которые у нас тут на набережной. В качестве рабочего по посадке в эти люльки, видел?

— А сейчас его где искать, там?

— Что ты! Он уже небось освобождение отмечает. — Филипенко, усмехнувшись, махнул рукой. — Его сейчас с собакой не найдёшь.

— Ну, хоть как он выглядит, на всякий случай опиши.

Филипенко, как мог, описал симпатичную и щеголеватую Гошкину внешность, отметив при этом недобрый, вороватый взгляд его прищуренных, небесно-голубых глаз.

— Вот что, Николай, — задумчиво произнёс Лосев, глядя в окно. — Пришла мне в голову одна идея. Сегодня вечером я… — И Лосев коротко изложил свой план.

Филипенко, выслушав, покачал головой.

— В войну это называлось «вызвать огонь на себя», так, что ли?

— Именно. И тем демаскировать противника. Вот такая идея.

— Опасно всё же. Ведь ты небось захочешь один идти?

— Иначе нельзя.

— А группа прикрытия?

— Исключается, сам понимаешь.

— Ладно, договорились.

— Тогда я двинул. Вечером жди. — Он приветственно взмахнул рукой.

Лосев всё же решил ехать на работу. Но уже по дороге, на перроне станции метро, он передумал. Ему вдруг пришла в голову новая мысль. Ведь дела с Витькой Коротковым далеко ещё не закончены. И не потому только, что не всё удалось у него узнать, не во всём он признался, но и сам Витька заинтересовал Лосева. Ну, осудят его. Но через два, три года, даже пять лет он, как и другие, ему подобные, всё равно снова вернётся домой. Домой! Каким же он вернётся? И когда прививать ему что-то новое, хорошее, когда начинать? Потом? После суда? В колонии? Нет-нет. Виталий уже успел в этом убедиться. Потому что самые мучительные, самые страшные часы такой «новичок», как Витька, переживает сейчас, сразу после ареста.

Вот о чём подумал Лосев на шумном, суетном перроне метро, когда подошёл уже поезд и раздвинулись дверцы вагонов. А что, если заехать домой к Витьке, прямо сейчас? Виталий мельком взглянул на часы. Время есть. Ну, мать, возможно, на работе. Так просто посмотреть на двор, на дом, зайти в квартиру, поговорить с кем-то, оглядеться, посмотреть на сестрёнку хотя бы.

Виталий уже знал, как много говорит о человеке его жильё, если, конечно, уметь смотреть.

И потому подземный маршрут Лосева решительно изменился и в конце концов привёл его на станцию метро «Сокольники». Дальше следовало уже сесть в троллейбус, который вскоре и довёз его до нужной улицы.

Обширный двор, куда он через минуту зашёл, был полон суеты, звонких детских голосов.

За жидкой стеной зелёного кустарника виднелся дом, всего в три этажа, совсем старенький, обветшавший.

Лосев поднялся на второй этаж и сверился с номерами квартир. Судя по спискам жильцов на каждой из дверей, квартиры в доме были коммунальные, на несколько семей, и к Коротковым, например, требовалось звонить три раза.

Высокую, тяжёлую дверь, обшитую по краям войлоком, открыли сразу, не успел ещё прозвенеть третий звонок. На пороге Виталий увидел маленькую, черноглазую девчушку в зелёном платьице, пухленькие руки и щёки у неё были вымазаны чем-то сладким и клейким. Она с удивлением задрала вверх голову, чтобы рассмотреть Лосева, и важно объявила:

— Я таких длинных ещё не видела.

— Я длинный, а ты Лялька, верно? — улыбнулся Виталий.

— Верно. Это у тебя такая кличка, Длинный?

— А разве у всех должна быть кличка? — спросил он.

— Не, — закрутила головой девочка. — Это только у Витькиных ребят.

— А мама дома?

— Не. Она в магазин пошла. А ты к ней?

— К ней.

— В очередь ста-ановись! — весело и заученно закричала девочка и звонко рассмеялась беззубым ртом.

— А за кем? — поддержал шутку Виталий.

— За дядей Севой, вот за кем!

— Ладно. Я маму дождусь, можно?

— Пойдём, — охотно согласилась девочка и добавила озабоченно, явно подражая кому-то из взрослых: — Соседей никого нет, слава богу, зараз этих.

— Почему же «зараз»? — удивился Виталий, заходя в просторную переднюю и прикрывая за собой дверь.

— Дядя Сева их так называет.

— А Витя?

— Не. Он дядю Севу только так называет. — Она понизила голос и погрозила Виталию пальчиком. — Только ты не говори это никому. А то дядя Сева драться будет.

«Весёленькая тут ситуация, — подумал Виталий. — И девчушка в курсе всех дел».

Девочка между тем провела его в комнату возле самой входной двери. Комната оказалась большой, с одним широким окном. Громоздкий платяной шкаф делил её в глубине, возле окна, пополам, и обе эти половинки отгораживала от остальной комнаты тёмная, глухая занавеска. Получалась как бы общая столовая и две спальни.

— Ты где спишь? — спросил Виталий, подсаживаясь к столу.

— А вот здесь, около стола, — ответила девочка и взялась обеими руками за банку с джемом, стоявшую на столе (этим джемом она, вероятно, и перепачкалась).

— А мама разрешила его сейчас есть? — укоризненно спросил Виталий.

— Ха! — насмешливо усмехнулась Лялька, точно так, как утром усмехался Витька. — А это её? Вот так. Усёк?

Она повторяла Витькины словечки.

— А что же мне надо усечь? — улыбнулся Виталий.

— А то. Это Витька мне купил. Хочешь, угощу?

— Нет, спасибо.

Девочка забралась на стул и, потянувшись за ложкой, спросила, считая, видимо, нужным развлечь гостя:

— Ты кошек боишься?

— Нет.

— Я тоже. Но у Ритки такой кот — испугаешься. Глаза горят, сам чёрный, и одно ухо рваное. Интересно, он мальчик или девочка?

Виталий между тем незаметно оглядывал комнату. Длинная занавеска была сейчас отдёрнута, чтобы дневной свет проникал на эту половину комнаты. Было ясно, что в одной спаленке, на широком небрежно застеленном байковым одеялом матраце спала мать со своим, очевидно временным, мужем, а за шкафом спал Витька. Там на четырёх ножках стоял узкий матрац, тоже прикрытый одеялом. На стенке шкафа — дверцами он был повёрнут к спальне матери — висел на плечиках Витькин синий выходной костюм, а рядом кнопками были прикреплены в ряд три разной величины фотографии. Виталий пригляделся: на одной из них, самой большой, была снята футбольная команда после матча, один ряд игроков сидел на корточках, второй стоял, а перед ними на земле красовался большой кубок. Лица ребят сияли.