Элизабет Джордж - Великое избaвление

— При этом на седьмом небе от счастья была жена Романива, но отнюдь не Ханстон-Смит, — прокомментировал Хильер.

— Разумеется, миссис Романив сочла своим долгом отблагодарить Ханстон-Смита тем самым способом, к которому он уже пристрастился. Она явилась к нему ночью на последнее свидание и не давала бедному старику уснуть до самого рассвета, насколько мне известно, а потом она открыла дверь Романиву. Как нынче любят говорить, свершилась кровавая драма. Парочка прикончила Ханстон-Смита, собрала все, что могла унести с собой, направилась прямиком в Скарборо и еще до утра покинула страну.

— А что Нис?

— Он требовал, чтобы Керридж подал в отставку. — В этот момент послышался стук в дверь, но Уэбберли не обратил на него внимания. — Однако он ничего не добился. С тех самых пор Нис только поджидает удобного случая.

— И теперь они снова сцепились, как ты говоришь.

Вновь раздался стук, на этот раз более настойчивый. Уэбберли громко предложил войти, и в комнату ворвался Берти Эдвардс, главный патологоанатом. На ходу он оживленно беседовал с собственной записной книжкой и что-то торопливо царапал в ней под свою же диктовку. Эдвардс воспринимал записную книжку как живое существо, не хуже обычной секретарши.

— Сильный удар в правый висок, — жизнерадостно объявил он, — вызвавший разрыв сонной артерии. Удостоверения личности нет, денег нет, раздет до нижнего белья. Это снова Вокзальный Потрошитель. — Произнося эти слова, Эдвардс продолжал черкать в своей книжке.

— «Вокзальный Потрошитель»! Вам бы в журналисты податься, — проворчал Хильер, с отвращением глядя на весельчака.

— Речь идет о покойнике с вокзала Ватерлоо? — уточнил Уэбберли.

Судя по лицу Эдвардса, патологоанатом явно прикидывал, не ввязаться ли ему в дискуссию с Хильером — уж очень ему хотелось отстоять свое право давать серийным убийцам какое-нибудь прозвище; однако, поразмыслив, он отказался от этой идеи, утер пот со лба рукавом грязно-белого халата и обернулся к своему непосредственному начальнику.

— Ага, Ватерлоо. Это уже одиннадцатый, а мы еще с Воксхоллом не разобрались. Характерный почерк Потрошителя в обоих случаях. Бродяги. Ногти сломаны, сами грязные, волосы нестриженые, даже вши имеются. Пока только тот тип с вокзала Кингз-Кросс не вписывается в картину, и уж намучились мы с ним за последнюю неделю. Удостоверения нет, об исчезновении никто не заявлял. Не знаю, когда нам удастся установить его личность. — Почесав голову концом ручки, Эдвардс радушно предложил: — Хотите взглянуть на снимки с Ватерлоо? Я вам принес.

Уэбберли махнул рукой в сторону стены, на которой красовались изображения двенадцати жертв маньяка. Все они были убиты одним и тем же способом на вокзалах Лондона и на пригородных станциях. Вместе со случаем на вокзале Ватерлоо насчитывалось уже тринадцать убийств за пять недель. Газеты истошно голосили, требуя немедленного ареста Потрошителя, а Эдвардс, словно его это ничуть не касалось, насвистывал сквозь зубы песенку, разыскивая на захламленном столе Уэбберли булавку, чтобы прикрепить к стенду фотографии новой жертвы.

— Неплохо вышло. — Отступив на шаг, он полюбовался своей работой. — По кусочкам сшил беднягу.

— Господи! — не выдержал наконец Хильер. — Ты не человек, ты — гиена! Хоть бы свой грязный халат оставлял в лаборатории, когда поднимаешься к нам на этаж. У нас тут и женщины работают, знаешь ли!

Эдвардс скроил мину, долженствовавшую изобразить почтительное внимание к словам начальства, однако его проворные глазки иронически ощупали фигуру старшего суперинтенданта, задержавшись на мясистом загривке, выпиравшем из воротника, и на пышной шевелюре, которую Хильер подчас именовал своей гривой. Пожав плечами, патологоанатом подмигнул Уэбберли.

— Шеф у нас настоящий джентльмен, — проворчал он, выходя из кабинета.

— Черт бы его побрал! — рявкнул Хильер, когда за врачом захлопнулась дверь.

Уэбберли расхохотался.

— Глотни хереса, Дэвид, — посоветовал он. — Бар у тебя за спиной. Всем нам неохота торчать тут в субботу.

После двух рюмочек хереса Хильер уже не злился на патологоанатома. Присоединившись к Уэбберли, он печально созерцал фотографии, развешанные на стене кабинета.

— Поди разберись, — угрюмо бормотал он, — Виктория, Кингз-Кросс, Ватерлоо, Ливерпуль, Блэкфрайерс, Пэддингтон. Черт его дери, хоть бы он алфавитный порядок соблюдал, что ли.

— Да, маньякам часто недостает аккуратности, — посочувствовал Уэбберли.

— Имена пяти жертв до сих пор даже не установлены, — сокрушался Хильер.

— У всех украдены удостоверения личности, деньги и верхняя одежда. Если нет ничего подходящего в заявлениях об исчезнувших людях, приходится опознавать их по отпечаткам пальцев, а это, сам знаешь, быстро не делается. Мы стараемся как можем.

Хильер повернулся лицом к приятелю. Одно он знал точно — Малькольм всегда делает все, что в его силах, а когда настанет пора подсчитывать очки, он скромно отойдет в сторону.

— Извини. Я чересчур суетился?

— Есть малость.

— Как всегда. Так что там опять у Ниса с Керриджем? Из-за чего сыр-бор на этот раз?

Уэбберли бросил взгляд на часы.

— У них там в Йоркшире очередное убийство. Они снова не сошлись во мнениях и направили к нам гонца со всеми бумагами. Знаешь кого? Священника.

— Священника? Господи, это еще почему?

Уэбберли только плечами пожал.

— Видишь ли, это единственный человек, которому доверяют и Нис, и Керридж.

— Но какое он имеет отношение к делу?

— Похоже, это он первым наткнулся на труп.

Хильер отошел к окну. Послеполуденное солнце ударило ему в лицо, резко подчеркнув и морщины, красноречиво говорившие о многих бессонных ночах, и оплывшие розовые щеки, столь же красноречиво свидетельствовавшие об избытке жирной пищи и хорошей выпивки.

— Да уж, такого еще не бывало. Керридж что, совсем умом тронулся?

— Нис твердит об этом вот уже несколько лет.

— Но посылать к нам свидетеля, нашедшего тело, человека, не имеющего никакого отношения к полиции! О чем он только думает?

— И Нис, и Керридж уверены в его абсолютной честности. — Уэбберли снова нетерпеливо взглянул на часы. — Он скоро к нам явится. Поэтому-то я тебя и позвал.

— Выслушать рассказ священника? Да мне-то зачем его слушать?

Уэбберли медленно покачал головой. Теперь нельзя горячиться, чтобы не насторожить Хильера.

— Дело не в самой истории. У меня есть план.

— Я тебя слушаю.

Хильер вернулся к бару за очередным глотком хереса. Выразительно махнул бутылкой в сторону Уэбберли, но тот только головой помотал. Вернувшись к своему креслу, Хильер устроился поудобнее, закинув ногу на ногу, стараясь, однако, не смять острую, как бритва, стрелку на великолепных и весьма недешевых брюках.