Чарльз Тодд - Крылья огня

Ратлидж уже не слушал ее. Он думал о другом. Когда тихий голос замолчал, он спросил:

– Оливия и Анна одевались как близнецы – одинаково?

– Иногда, – ответила Рейчел, удивившись смене темы. – Оливии это не нравилось. Она говорила, что она не половинка пары, как туфля или перчатка. Ей не хотелось находиться в тени Анны; она была сама по себе. Кажется, потом… ее это беспокоило… Мы все чувствовали себя виноватыми – как все дети, винили себя…

– В тот день, когда Анна упала с дерева, на них были одинаковые платья?

– Н-не знаю… Дайте подумать. – Рейчел покачала головой. – Нет. Погодите! На Анне было платье с вишенками по подолу и на поясе. На платье Оливии были голубые цветочки… кажется, незабудки. Да, точно. Моя кровь капала на платье Анны и была такого же цвета, что и вишенки. – Пустая чашка на блюдце задребезжала – у нее задрожали пальцы. Ратлидж встал и подлил ей чаю, стараясь успокоить обычными вопросами о том, сколько ложек сахару ей положить и класть ли лимон.

– А Николас точно знал, за чей пояс он держится? Хотя тогда был еще совсем маленький?

– Да, я говорила вам, он держался за пояс Оливии…

Вдруг Рейчел замолчала. В комнате было уже темно; в окна проникал только звездный свет, да единственная лампа на столе у стены кое-как рассеивала мрак.

– Нет, – медленно произнесла она, обращаясь к темноте, а не к нему. – Неужели пояс был голубой? Не может быть! Хотя… да, похоже на то. Но я всегда была так уверена! Оливия сама говорила мне, что он был голубой!

– И именно Николаса не могли найти, когда Кормак пошел его искать – там, на пустоши? – Ратлидж старался сохранять хладнокровие. – И он снова отправился туда, когда привез вас с Оливией в Тревельян-Холл?

– Да…

– Он завидовал брату, тому вниманию, которое привлекали к себе его дикие выходки? Или они были близки? Николас и Ричард много времени проводили вместе?

– П-по-моему… они были такие разные, что им трудно было сдружиться. Оливия и Николас были больше похожи друг на друга. Оба тихони, оба умели себя занять. А Ричарду всегда нужны были… развлечения. Он был такой… яркий, взрывной. Он отнимал у Розамунды много времени. Не хотел спать днем, всегда требовал, чтобы с ним поиграли или ему почитали, чтобы взяли его посмотреть лошадей. – Рейчел улыбнулась. – Ричарду и Анне надо было родиться близнецами. Они были так похожи – оба любили командовать, оба очень деятельные и своевольные. Няня звала их «надоеды».

– Где был Николас, когда застрелился Джеймс?

– Я не… Он был уже в коридоре, когда Кормак захотел узнать, что там за шум, и Николас ответил, что это выстрел и он, мол, уже стучал, но Джеймс не открыл. Тогда Кормак и кто-то из слуг взломали дверь. А может, просто открыли – не думаю, что она была заперта. Просто Николас стоял как каменный и дергал дверь туда-сюда. Только Оливия заставила его прекратить, но ей так и не удалось увести его в комнату, она не могла заставить его подойти к отцу. Потом Розамунда услышала шум, прибежала посмотреть, что случилось, а Кормак помчался в деревню, к доктору Пенриту. Розамунда стояла в дверях – такой бледной я ее никогда еще не видела, – но не плакала, только дрожала и никак не могла остановиться. Помню, Брайан Фицхью положил руку ей на плечи, но она оттолкнула его и все стояла там, и Николас стоял рядом и все повторял: «Это был несчастный случай, я знаю, что это был несчастный случай!» – как будто убеждал самого себя…

Ратлидж выжидал, он не торопил Рейчел. Но она больше ничего не говорила.

За много лет службы Ратлиджу довелось допрашивать многих свидетелей преступлений. Во время войны ему приходилось беседовать с людьми, вернувшимися из плена, с разведчиками, с солдатами, побывавшими на передовой. «Какое оружие у противника, какие нашивки? Сколько у них резерва? Где большие пушки?» Вести допрос – целое искусство, нужно докапываться до истины, а не увязать в чьих-то воспоминаниях, которые иногда играют с человеком дурные шутки.

Первая свидетельница на месте отвратительного убийства в Лондоне сказала: по ее мнению, в комнате было совсем немного крови. Хотя Ратлидж повидал гораздо больше, чем она, ему показалось, будто комната утопает в крови. Но свидетельница просто вытеснила неприятные воспоминания, изгнала из своей памяти то, что потрясло ее больше всего.

Рейчел крови не боялась; она боялась предательства. Еще больше она боялась, что тот, кого она хорошо знала и любила, окажется незнакомым человеком.

И все же она попросила о помощи Скотленд-Ярд, убежденная, что ее подозрения небезосновательны.

А сейчас Рейчел ведет себя странно. Умывает руки. Отходит в сторону. Вместе с тем ей хочется, чтобы дело поскорее было закрыто.

Чего она хочет от него, беспристрастного инспектора из Лондона? За какими доказательствами она охотилась? Что ей было известно и как ему все выяснить, извлечь истину из-под ее многослойной защитной брони?

И при чем здесь Николас? Николас-тихоня. Он всегда на месте – и всегда остается на заднем плане. Кто он – свидетель или обвиняемый? Защищал ли он Оливию или она защищала его?

Что унес Николас с собой в могилу – знание или вину?

Хэмиш злился на него, твердил, что он не прав. Но Ратлидж невольно хватался за соломинки. Возможно, разгадка совсем близко…

«Ты охотишься на свою тень! Ищешь любой предлог, лишь бы переложить свою вину на другого! И выгородить женщину, которая обворожила тебя своими стихами! Ты готов пожертвовать им ради нее! У тебя что, совсем совести нет?» – бушевал Хэмиш.

Ратлидж понимал, что он должен все выяснить. Все, что только можно!

Наконец он спросил:

– Рейчел, чего вы боитесь? Что вы боитесь вспомнить? Кто столкнул Анну с дерева? Ведь тогда в саду произошел не несчастный случай, верно? И кто сманил Ричарда на болота? Ему было всего пять лет. Как он мог уйти так далеко один? И кто вложил револьвер в руку мертвого Джеймса Чейни? Когда Брайан Фицхью уехал к морю в день своей смерти, с кем он разговаривал на пляже? С кем-то, кому он настолько доверял, что спокойно повернулся к нему… или к ней… спиной.

Рейчел упорно молчала.

– Их всех убили, – тихо продолжал Ратлидж. – Вы говорите, что не верите, а сами в глубине души знаете… Вы угадываете правду. Как и я. И Розамунда, скорее всего, погибла от той же руки. И то, что убийца тоже мертв, не имеет значения. Зато правда имеет. Кто их убил? Оливия или Николас? Кто из них так сильно ненавидел – или любил – или завидовал, – что мог совершить убийство?

– Никто! – вскричала Рейчел, разворачиваясь к нему. Глаза ее потемнели от отчаяния. – То, что вы все время пытаетесь мне внушить, – полный бред! В Тревельян-Холле нет убийцы! Я жила здесь, я бы знала!

– Кроме Оливии или Николаса, больше некому. Выбирайте.