Александра Маринина - Личные мотивы. Том 2

Борис некоторое время рассматривал рисунок на обивке дивана, водя по нему пальцем, потом поднял глаза на Хана.

– Ну хорошо, предположим, я дозрел, начал умирать от любопытства, готов заплатить деньги, и, как только он скажет мне, где и когда, я немедленно соглашусь и приеду. Неужели он будет признаваться в том, что организовал убийство мамы? Никогда не поверю.

Хан усмехнулся:

– Зачем же ему признаваться? Он опишет тебе все, как было на самом деле, только скажет, что куратором и организатором был его коллега, ныне покойный. На мертвых валить очень удобно. Единственный, кто знает, что речь идет именно об этом человеке, а не о его коллеге, это Валерий Стеценко, но он убит и уже никому ничего не скажет. Кстати, я не исключаю, что наш гипотетический куратор сначала выследил и убил Стеценко, а потом уже начал пытаться тянуть из тебя денежки, так куда безопаснее. А то вдруг ты решишь найти Стеценко да и спросить, как же там дело было? Найти-то его совсем несложно, он ни от кого не прятался, жил себе тихо-мирно под своим настоящим именем. Правда, не в Москве, а в Твери, но при нынешних информационных технологиях это труда не составило бы. Между прочим, убить Стеценко именно в Москве, а не по месту жительства – отличная идея, очень профессиональная. В Твери убийством занимались бы более серьезно, а здесь, в столице, никому ни до кого дела нет, а уж тем более до какого-то гастарбайтера, у нас тут более серьезных убийств хватает. Попомни мои слова, у этого куратора возникла нужда в деньгах, и он начал готовиться к продаже информации.

– Чего ж он тянул так долго? – удивился Кротов. – Давно бы уже продал.

– А он, может, и продал, – загадочно улыбнулся Хан.

– Кому?

– А вот этого мы с тобой не знаем. Но, вероятнее всего, он этой информацией торгует уже не один месяц, просто до тебя очередь только сейчас дошла. Знаешь, с дерева всегда сначала срывают более крупные и зрелые плоды, съедают их, а когда хочется еще, то срывают уже помельче и менее спелые. Чем сильнее голод, тем мельче и зеленее плод. У тех, кто торгует информацией, происходит в точности то же самое: сперва они продают ее тому, кто может заплатить побольше, а когда деньги заканчиваются, начинают оглядываться по сторонам и смотреть, с кого еще можно поиметь хоть копейку.

– То есть я лох второй очереди, – процедил сквозь зубы Кротов. – Приятно.

– Или даже третьей, – поддакнул Хан. – Слушай, по-моему, тебе пора выпить. На тебе лица нет. Я в курсе, что ты совсем не пьешь, но сейчас, мне кажется, надо бы отступить от принципов и вмазать как следует.

Борис поднял голову и посмотрел на Ханлара затравленно и как-то растерянно.

– Да? А мне казалось, что я хорошо держусь… Неужели так заметно?

– Заметно, – кивнул Ханлар. – Сиди, я сейчас все принесу.

Он вышел на кухню, достал из холодильника бутылку водки и два пластиковых контейнера с купленными в кулинарии салатами, вытащил из шкафчика упаковку нарезанного черного хлеба и принес все это в комнату. Потом сходил еще раз за рюмками, тарелками и приборами. Кротов попытался налить водку в рюмку, но мешала дрожь в руках, и горлышко бутылки отбивало по краю рюмки затейливую дробь.

– Не могу, давай ты сам, – виновато проговорил он. – Никогда бы не подумал, что меня так выбьет из колеи то, что ты рассказал. Я ведь не дурак, я много думал о маме, когда вырос, и я отлично понимал, что она была красивой одинокой молодой женщиной, то есть я в принципе легко допускал мысль о ее многочисленных связях, но почему-то известие насчет проституции меня совершенно подкосило. Мало того, она еще и шантажисткой была… Хан, а может, ты ошибаешься? Может, все не так было?

– Может, – легко согласился Алекперов, наполняя рюмки. – Но маловероятно. Я не могу придумать другую схему, в которую так ровно и гладко легли бы все факты. Выпей, Кротов. Тебе полегчает.

Борис выпил подряд две рюмки, закусил салатом и хлебом, потом выпил еще одну. Через несколько минут стало действительно не так муторно.

– Ты говорил, что сейчас пишешь портрет телки Артура? – внезапно спросил Хан.

– Ну да. А что?

– Знаешь, о чем я подумал? Артура крышуют бывшие комитетчики, это я знаю совершенно точно. Эти ребята имеют возможность узнать, кто был куратором твоей матери и по чьей инициативе был выведен из валютного дела Стеценко. Попробуй с ним поговорить.

Хан радовался, что так удачно и вовремя сделал вид, будто только что вспомнил про Артура. На самом деле об Артуре он подумал в первую очередь, когда обдумывал полученную информацию и готовился к разговору с художником. Сейчас они с Кротовым обсудят, как нужно разговаривать с этим криминальным авторитетом, и беседа плавно уйдет в сторону. Хорошо, что все обошлось только водкой и закуской. Все-таки Кротов на удивление крепкий парень. Хану с ним очень повезло.

Екатерина Крамарева сидела на чемодане перед дверью в квартиру Зои Петровны, своей свекрови, и все не могла собраться с духом и нажать кнопку звонка. Что сказать? Как объяснить свой поступок? И как отнесется к нему Зоя Петровна? А главное: что делать, если свекровь ее не одобрит? Куда податься? Собственных денег у Катерины немного, а надо ведь где-то жить и содержать дочь. Конечно, она вернется на работу, профессию она не потеряла, но все равно… Ей нужна помощь и поддержка, и получить все это она может только у Зои. Никаких других родственников у нее не осталось – родители рано умерли, а братьев и сестер не было вовсе.

Она все-таки дотянулась рукой до звонка и стала ждать. Через некоторое время послышались неровные шаги и постукивание палки – свекровь приближалась к двери. Щелкнул замок.

– Катерина? Что-то случилось? Почему ты с чемоданом?

Катя стремительно встала и обняла Зою Петровну.

– Здравствуйте, Зоя Петровна. Можно войти?

– Разумеется, проходи.

Катя втащила в квартиру тяжелый чемодан и – как с головой в омут – прямо с порога заявила:

– Я не могу больше жить с Максимом. Можно мне пожить с вами?

Она ждала, что Зоя Петровна начнет ахать и спрашивать, что случилось и чем ее сын обидел свою жену, но та только помолчала несколько секунд, потом задала вопрос:

– А где девочка?

– Алинка у подружки. Если вы нас не выгоните, то вечером она приедет сюда.

– Хорошо, – кивнула Зоя Петровна. – Неси чемодан вот в эту комнату, будете жить здесь. Тебе помочь разобрать вещи?

– Спасибо, я сама. Мы постараемся вам не мешать, честное слово. И это ненадолго, мне нужно как-то устроить жизнь, найти работу, потом я придумаю что-нибудь с жильем, – торопливо объясняла Катерина, открывая замки чемодана.

Но говорила она в пустоту, Зои Петровны рядом уже не было. Катя быстро разложила вещи, одежду повесила в шкаф и подумала, что ей почему-то неприятно. Впрочем, причина этого внезапного чувства очень быстро стала ей понятна: она находилась в бывшей комнате Максима, в которой он жил до тех самых пор, пока не встал на ноги, не начал собственный бизнес и не купил свою первую собственную квартиру. В этом шкафу когда-то висела его одежда, на этих «плечиках» были брюки, пиджаки и сорочки, а на этих полках лежали свитера и белье. Он спал на этой кровати. А на этой прикроватной тумбочке лежали книги, которые он читал… Ей не хотелось прикасаться ни к чему, что было связано с ее мужем. Максим стал ей совсем чужим и… нет, не опасным, но враждебным, и источник этой враждебности – в ней самой.