Фридрих Незнанский - Дело чести генерала Грязнова

Его крупное лицо и столь же мощная шея налились багровой краской, и казалось, что еще секунда-другая, и Рогачева хватит удар. Впрочем, не лучшим образом чувствовал себя и Грязнов.

– Ну, положим, относительно моего генеральского звания – это не твоего собачьего ума дело, – также негромко произнес Грязнов. – А вот насчет всего остального?.. Как говорится, будем посмотреть. Утро вечера мудренее.

Рогачев молчал, сверля лицо пятигорского охотоведа буравчиками потемневших глаз. Будь на месте бывшего генерала кто-нибудь другой, даже тот же Полуэктов, он бы сгноил его, не отходя от кассы, но в данном случае было нечто иное, непонятное, и окончательно портить с бывшим генералом отношения, видимо, не входило в планы «главы». Лицо Рогачева дернулось в вымученной гримасе, и он заставил себя улыбнуться:

– Ладно, прости за сказанное и забудь. Уже который день сам не свой хожу. Прости и разотри… – Рогачев замолчал было, покосившись на Грязнова, и уже совершенно миролюбиво добавил: – Мы сейчас в верховья летим, на кедровники, чтобы нашим партнерам показать. Полетишь с нами? Как официальный представитель «Пятигорья».

– Увольте, – Грязнов качнул головой. – Дел невпроворот, да и контору оставить не на кого. Ходус по пять раз на день звонит, уточняя цифры по пушнине, так что давайте как-нибудь в другой раз.

Ему тоже не хотелось показывать зубы главе Боровского района, и тому были свои причины.

Грязнов подходил к «бревенчаку», в котором размешалась контора хозяйства, когда его остановил негромкий окрик:

– Иваныч! Погодь-ка.

Обернувшись, увидел спешащего к нему Василия Крылова, потомственного охотника-промысловика, прадеды которого бог знает с каких времен осели на берегах Боровой, непомерно богатой когда-то и зверем, и рыбой, и боровой птицей.

– Ну? – неохотно отозвался Грязнов, догадываясь, зачем он мог понадобиться Крылову. Еще утром, на планерке-пятиминутке, он озадачил всех бригадиров планами по консервации охотничьих заимок, все вопросы были утрясены.

В своем предчувствии он не ошибся.

С силой тиснув ладонь главного охотоведа, хотя уже и здоровались вроде бы утром, немногословный Крылов неожиданно закашлялся и как-то снизу вверх скользнул по Грязнову настороженно-прощупывающим взглядом. Словно разглядывал запорошенную снежком крону кедра с затаившейся в ней белкой.

– Ты того, Иваныч, – прокашлявшись, пробубнил Крылов, – не обижайся, ежели чего, но…

– Ну? – поторопил его Грязнов.

– В общем, того… Мужики наши послали спросить тебя, правда ли, что слушок идет, будто наши кедровники по Боровой… И что эти, которые вертушкой прилетели…

– А откуда слушок-то идет, если не секрет, конечно?

– Да какой там, на хрен, секрет! – Крылов махнул рукой. – От наших же и идет. У Сереги Нестерова свояк в лесном департаменте работает, так вот он и рассказал ему; правда, по большому секрету. Будто бы решение это уже подготовлено, и осталось только подписать у кого-то. Ну, мы-то, само собой, думали поначалу, что все это – брехня, заливает Серега, но сейчас… когда сам Рогачев с китайцами прилетел…

«Выходит, не только Тайгишев об этом знал, но и пятигорских промысловиков этот слушок коснулся, – резюмировал Грязнов. – И только он один, будто зарывшийся в песок головой страус…»

– Думаю, что правда! – вынужден был признаться Грязнов. – Хотя я сам, честно говоря, только сегодня об этом услышал.

Видимо, не ожидавший столь откровенного ответа или же все еще надеявшийся, что слухи эти так и останутся слухами – вон сколько при советской власти коммунизм обещали, а на деле-то вышло все наоборот, – Крылов вскинул на Грязнова заросшее кустистой бороденкой лицо.

– Но как же так? Иваныч! Ты же грамотный, сам понимать должен. Ежели кедровники, а заодно и ель с пихтачом вырубят, то нам же всем здесь хана! Охотникам! Да и всему Пятигорью. Нам же здесь… тем, которые тайгой живут, да и государству…

И замолчал, уставившись широко открытыми глазами на Грязнова. Словно все свое красноречие исчерпал. И только в глазах его читался невысказанный вопрос: «А ты-то чего молчишь? Ведь это ты первым должен был во все колокола забить. А ты…»

«Что ж, может, ты и прав, Крылов», – мысленно согласился с ним Грязнов, однако вслух произнес:

– В панику пока что вдаваться нечего, она еще никого до добра не доводила.

– Да как же так?! – вскинулся Крылов. – Наши потомственные угодья под топор, а мы…

– А вот так! – осадил его Грязнов. – Если кто-то что-то где-то решил, то это еще не факт, что решение это правильное и мы на него согласимся.

Посмотрел на взъерошенного охотника, бороденка которого уже начинала трястись от злости, и более спокойно добавил:

– Тем более что все это только слухи, и я еще сам ничего толком не знаю. Погодь немного. Вернется Ходус, тогда и разбираться начнем.

– А не поздно будет? – засомневался Крылов.

– Нет.

– А эти? – хмуро буркнул Крылов, кивнув в сторону густо-зеленой сопки, за вершинкой которой уже скрылся вертолет. – Они ж на кедровники полетели.

Старающийся скрыть состояние нарастающей тревоги Грязнов только плечами пожал.

– Пускай потешатся да разомнутся малость. А вот насчет рубки и всего остального… не будем торопиться.

Он замолчал, не зная, чего мог бы обещать пятигорцам в подобной ситуации, однако надо было что-то говорить, и он хмуро произнес:

– Время покажет.

И вновь поймал на себе прощупывающий взгляд потомственного промысловика.

– Время… – буркнул Крылов. – Порой так бывает, что упустишь ненароком это самое время, так не то чтобы соболишку какого-никакого взять, но даже без хвоста беличьего остаться можно. Время… мать бы его в дышло!

– Не упустим! – начиная злиться на Крылова, который сумел-таки зацепить его за живое, процедил Грязнов. Потрепал по холке заволновавшегося Агдама и повторил: – Не упустим! Могу обещать тебе.

Крылов покосился на охотоведа и снова негромко откашлялся, будто у него в горле першило.

– Я-то тебе, Иваныч, верю, да и остальные мужики верят. Ты хоть и генерал, но все-таки свой человек, нашенский. А вот насчет того, не полетят ли брызги, если начнешь ссать против ветра, вот это, я тебе скажу, вопрос.

– Ничего, – хмыкнул Грязнов, – не привыкать.

Рабочий день явно не заладился, и Грязнов, обложившись в своем кабинете картами ближних и дальних охотничьих угодий, растянувшихся по реке Боровой, мысленно возвращался к рассказу Акая Тайгишева, который еще вчера воспринимался как нечто отвлеченное, но теперь приобретал совершенно иное, реальное звучание.

«А гнильца-то препаскудная даже сюда добралась, в Боровск. Но ничего-ничего, дай-то Бог, управимся и с этой заразой. Не позволю опустить зону».