Фридрих Незнанский - Дело чести генерала Грязнова

Грязнов покосился на экран телевизора, словно надеялся, что телеведущий прочтет сейчас еще одну ленту, вдогонку к первой, и скажет, что известие о гибели хозяина боровской «семерки» оказалось ложным, и он вовсе не убит, а всего лишь получил скользящую рану от удара железным прутом по голове. Однако ведущий уже запустил в эфир краевую хронику происшествий, и Вячеслав Иванович с непонятной самому себе ненавистью выключил телевизор.

Почувствовав, как снова что-то непонятно-холодное и колкое шевельнулось в груди, он с силой растер то место, где прослушивалось сердце.

Пытаясь собраться с мыслями и понять, что же такое могло произойти в боровской «семерке», Грязнов опустился на стул, но, понимая, что без дополнительной информации так и будет мыкаться в потемках, достал с книжной полки телефонный справочник и уже чисто интуитивно остановился на телефоне дежурного краевого Управления внутренних дел. Пока набирал нужный номер, уже чисто профессионально смоделировал ситуацию, которая могла сложиться сейчас в управлении, и как только в трубке раздался голос дежурного, попросил соединить его с Юнисовым.

– Полковник Юнисов на выезде.

В общем-то, этого и следовало ожидать, но все-таки Вячеслав Иванович не выдержал и спросил:

– Простите, он сейчас в Боровске?

– Повторяю, полковник Юнисов в настоящее время находится в командировке, – уже несколько раздраженно и в то же время настороженно «пояснил» дежурный. И, в общем-то, он был прав.

Однако только Олег Юнисов, возглавлявший Хабаровский УБОП, мог бы прояснить ситуацию в «семерке», и Грязнов уже более напористо произнес:

– Я все понимаю, капитан, но мне действительно нужен сейчас Олег Павлович Юнисов.

– Он действительно на выезде! – повысил голос дежурный. – А кто его спрашивает?

– Генерал Грязнов!

В телефонной трубке послышался глухой кашель, словно у дежурного по управлению запершило в горле:

– Простите, товарищ генерал, но я действительно не могу соединить вас с Юнисовым.

О знаменитом генерале Грязнове, который в силу каких-то причин променял столичную жизнь и генеральские погоны на затворническую жизнь охотоведа, знал едва ли не каждый уважающий себя опер, и поэтому не удивительно, что у дежурного изменилось отношение к подозрительно настырному клиенту.

– Он сейчас в Боровске? – повторил вопрос Грязнов.

– Да.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарил Грязнов. – Но если можно… Там, что… настолько все серьезно, как сказали по телевизору?

– Не знаю, пока ничего не знаю. Но то, что убили начальника колонии – это факт.

«Убили… начальника колонии… факт».

Вячеслав Иванович вдруг почувствовал, что у него опять заложило уши, и он опустил на рычажки трубку.

Известию уже невозможно было не верить, и от осознания этого для него словно остановилось время.

Понимая, что в подобном состоянии можно додуматься по чего угодно, Грязнов заставил себя внутренне встряхнуться и, когда почувствовал, что способен более-менее адекватно реагировать на окружающее, поднялся со стула, чтобы вновь включить телевизор.

С экрана продолжали вещать о достижениях краевого агропромышленного комплекса, и он вышел на крыльцо, на котором, свернувшись клубком, лежал Агдам. При виде хозяина он приподнял морду и, словно проникшись его состоянием, негромко заскулил. У Грязнова дрогнули уголки губ, и он потрепал Агдама по холке.

Прошибла навязчивая мысль, от которой он невольно содрогнулся.

Такая собака, как Агдам, просто так скулить не будет. Точно так же он скулил и в ту ночь, когда увезли в краевую больницу Полуэктова…

Сначала Полуэктов с обширным инфарктом, от которого он уже вряд ли оправится, теперь вот – Чуянов, и вдобавок ко всему непрекращающееся ощущение надвигающейся опасности… возможно даже, какой-то страшной беды.

Впрочем, попытался осадить он сам себя, все эти его мысли и предчувствия – обычная самоедская накрутка от того внутреннего состояния, которое не отпускало его с того самого дня, как сломалось сердечко Полуэктова. Хотя, казалось, сноса мужику не будет, а оно вон как вышло.

Вспомнив Полуэктова, которому он был обязан тем, что смог восстановиться и душой, и телом в этой таежной глухомани, Вячеслав Иванович присел на теплую еще ступеньку и, когда на его колени опустилась голова Агдама, негромко произнес, застыв взглядом на ярких звездах, зависших над селом:

– Ничего, паря, прорвемся. И нашего с тобой Иван Иваныча вытащим.

Агдам понимал его, как никто другой. Перестал скулить и лизнул руку теплым, шершавым языком.

Этого упитанного, породистого щенка от сибирской лайки Полуэктов принес еще прошлым летом, когда Грязнов захандрил от приступа непонятной, казалось бы, тоски после того, как у него побывал в гостях Александр Борисович Турецкий. С какой-то нежной осторожностью, присущей только очень крупным, медвежеподобным мужикам, Полуэктов опустил щенка на дубовую половицу, которую тот тут же описал, и деловито, как и подобает директору, пробасил, выставляя на стол две бутылки столь любимого им «Агдама»:

– Дарю от своего приплода. А то негоже как-то – главный охотовед, а своей собаки не имеешь. И поверь, этому писуну, когда подрастет, цены не будет.

Директор даже спрашивать не стал, нужна ли Грязнову охотничья собака. Принес – и все тут. Только и того, что поинтересовался, откупоривая бутылки и разливая душистый, как забродившее по весне овощехранилище, портвейн по стаканам:

– Как назвать думаешь?

– А так и назову, – хмыкнул Грязнов, беря одной рукой наполненный стакан, а другой почесывая щенка за ухом: – Агдамом.

Вспомнив события прошлого лета и то, как он натаскивал уже заматеревшего Агдама на боровую дичь и на медведя, Вячеслав Иванович вдруг почувствовал, что уже нет той сосущей боли в грудине, и потрепал Агдама по мощному загривку.

– Ничего, паря, ничего. Разберемся.

Покосившись на лесистую сопку, над которой, словно черпак огромного экскаватора, завис ковш Большой Медведицы, мысленно прикинул, сможет ли его мобильник прорваться из Пятигорской котловины в Боровск, и вернулся в дом. Нашел в записной книжке телефон Юнисова и, пока шел сигнал, молил Бога, чтобы все сложилось как надо. Даже мысленно перекрестился, когда услышал приглушенный баритон Юнисова.

– Олег Павлович? Грязнов беспокоит. Я тут по телевизору…

Однако Юнисов не дал ему договорить.

– Вячеслав Иванович, добрый вечер. Хотя какой он, к чертям, добрый! Только что о вас с генералом вспоминали. Он еще спросил меня, звонил ли я вам.

«Генералом» Олег величал начальника Краевого управления УВД генерала Максимова, который был в курсе всех передряг, накрывших в свое время генерала Грязнова, и не единожды предлагал ему вполне достойное место в системе краевого УВД.