Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]

— Мне известно, Юрий, что ты не пьешь. Я искренне тебе завидую.

— Приятно, Джон, поговорить с цивилизованным человеком, признаюсь, отвык.

— Адаптируетесь, к хорошему привыкают быстро. — Джон пригубил виски, доброжелательно улыбнулся. — Как у тебя дома, все здоровы?

— Спасибо.

— Я много о тебе слышал, Юрий Петрович, но, как известно, лучше один раз увидеть. С сегодняшнего дня ты становишься нашим полномочным представителем в Москве.

— Тогда разъясни мои обязанности, бывший шеф держал меня в неведении.

— У нас достаточно сложная структура. Ты, учитывая опыт прежней работы, со временем разберешься. Основная задача — наблюдение за деятельностью известной тебе фирмы. Мы заинтересованы, чтобы они работали спокойно, в прежнем режиме.

— Невозможно. Когда в небольшом коллективе неожиданно умирают два человека, люди не могут жить и работать спокойно.

— Мы сожалеем. Твой предшественник допустил много ошибок.

— Я не стремлюсь узнать больше, чем мне знать положено. — Еланчук помолчал. — Но как может функционировать засветившийся канал? Твой предшественник требовал немедленной отправки груза. Но о нем знают несколько человек, следовательно, контейнеры дойдут лишь до первой таможни… Затем установят получателя мебели и так далее.

— И прекрасно, — Джон кивнул. — На сегодня нам больше и не нужно, а завтра наступит только завтра, тогда и решим.

— Но я тоже засвечен! Ничего не понимаю! Вы не бросились на Гурова — он опытен, умен и крайне опасен. Но ведь у него имеются партнер и не менее опытный начальник. Они в курсе происходящего, и есть Гуров или нет, вопроса не решает.

Джон рассмеялся и ничего не ответил.

— И последнее. Судя по всему, вы человек опытный. Как же вы решились пригласить меня в эту гостиницу и вести разговор в этом баре?

— Я коммерсант, и ты коммерсант, наша встреча естественна. А разговор? — Джон улыбнулся, тронул лежавший перед ним портсигар. — Люди придумывают, как услышать издалека, те же люди придумывают, как защититься от подслушивания.

— Вам виднее. Кто платит, тот и музыку заказывает, — ответил Еланчук. — Решили использовать меня втемную? Я рад. Чем меньше человек знает, тем крепче спит.

— Не обижайся, Юрий. — Джон допил виски, поднял руку, и через несколько секунд перед ним появилась новая порция. — Немного выждем, страсти улягутся, изменятся и твои полномочия. Известно, у нас деньги есть, но мы люди бережливые и не можем себе позволить держать специалиста твоего класса на черновой работе. С русскими трудно работать, я бы с удовольствием не прилетал, но мы не можем отказаться от России. Если все пройдет нормально, а я не сомневаюсь в этом… — он не сомневался, но по спинке стула постучал, — тебя переведут на работу в Германию, другую европейскую страну. Сейчас русские, так я называю всех бывших советских, заполонили многие регионы, где мы имеем свои интересы. Повторяю, с русскими работать очень трудно. Ты русский, но получил другое воспитание, с тобой нормально. Если ты не будешь делать глупости, а насколько мне известно, ты просто не умеешь их делать, мы будем жить дружно и долго.

— Дай бог! — Еланчук перекрестился. — А с Гуровым решено окончательно?

— Ты ему симпатизируешь: родство душ, близость профессий. Забудь о нем, у каждого человека своя судьба.

— Да на кой черт он вам сдался! — вспылил Еланчук. — Ну, будет другой, похуже! Не понимаю!

— Когда я знакомился с твоим личным делом, ты мне очень понравился. — Джон проводил взглядом молодую пару, поднявшуюся из-за стола и вышедшую в вестибюль. — Бедные ребята. Начальство им не поверит. Извини, отвлекся. При личном знакомстве ты мне нравишься еще больше. Ты защищаешь человека, пытающегося посадить тебя в тюрьму. Я никогда не мог понять русский характер. Считаешь, что драка с Гуровым твое личное дело? Неверно, ты в команде, а ее интересы всегда выше личных, выше профессиональных амбиций. Разговор окончен. — Джон взял со стола портсигар, убрал в карман, сделал знак бармену, чтобы подали счет.

Никогда в своей жизни Гуров не чувствовал себя столь растерянным и подавленным. Он попадал в критические ситуации, подвергался смертельной опасности, когда от принятия правильного решения зависела жизнь и счет велся на секунды и мгновения, и сыщик не терял присутствия духа, потому и жив до сих пор. Сейчас никакого цейтнота не было.

Гуров мотался бесцельно по своему офису, вспоминал, как метался среди машин, позже не мог найти нужных слов для мальчишки-гаишника и, кажется, забыл номер «Жигулей», которые его остановили. Ясно, в городе киллер, он начал работать, и он, сыщик, должен отложить все, искать убийцу, необходимо собраться, сосредоточиться, не думать о постороннем. Приняв столь мудрое решение, он поступил наоборот, вышел из кабинета, заглянул в бухгалтерию, где делать ему было совершенно нечего, поздоровался, изобразил беспечную улыбку, вспомнил, что завтра хоронят Байкова, спросил:

— Кто собирает деньги и сколько с меня причитается?

Ганна, смуглая дивчина с румянцем во всю щеку, покраснела до корней волос и растерянно переспросила:

— Причитается? С вас?

— Борис Андреевич распорядился выделить деньги, все оплачено, — недружелюбно сказала Зина, перестала работать на компьютере, взглянула оценивающе и, поджимая тонкие губы, решительно продолжала: — Когда у нас не служил столь элегантный супермен, никого не убивали. Вы бы, Лев Иванович, хотя бы изобразили если не горе, то хоть что-нибудь… — Она сбилась, махнула рукой. — Служба безопасности называется!

— Вы правы, Зина, насчет изобразить я совсем плохой. Извините. — Гуров вышел, прикрыл за собой дверь.

Он начинал злиться и улыбнулся, зная, что злость принесет спокойствие, вернется способность рассуждать холодно и расчетливо. Сыщик коротко постучал в дверь кабинета коммерческого директора.

Крупин сидел за столом, писал и левой рукой потирал ежик светлых волос, словно пытался помочь голове соображать лучше.

— Ну? — сказал он, не глядя на дверь. — Что еще нового?

— Здравствуй, Егор, — Гуров не опустился в кресло, взял стоявший у стены стул, переставил и уселся верхом.

Крупин поднял голову, закрыл лежавшую перед ним папку.

— Здравствуйте. Не помню, чтобы мы пили на брудершафт.

— Все впереди, Егор. — Гуров обретал форму. — Скажи, дружок, ты был близок с Григорием?

— Я вам не дружок! — огрызнулся Крупин. — С Гришей мы приятельствовали, помимо службы виделись редко. В день убийства, то есть позавчера, я днем заходил проведать больного, о чем сообщил следователю прокуратуры.

— А чего ты на меня бросаешься? — Гуров пожал плечами. — После убийства Ивана Сидоровича пытался меня ударить, сейчас ругаешься. Нехорошо.