Питер Джеймс - Пусть ты умрешь

Гленну было поручено бросить все силы на поиски Брайса Лорена и обеспечить должную защиту Рэд Уэствуд.

Ни от главного констебля, ни от Кэссиана Пью Грейс не услышал ни слова порицания — оба босса выразили всяческую поддержку. К его удивлению, особенно учитывая историю их отношений, Пью держался так, словно оставил прошлое в прошлом. Может, по причине своей толстокожести.

Ни с того ни с сего и опять же к его удивлению, Том Мартинсон положил руку ему плечо.

— Рой, — мягко сказал он. — В карьере каждого офицера полиции случаются порой по-настоящему страшные вещи. Когда такое происходит, все мы думаем: на кой черт нам это надо? Но если дух наш крепок, то именно в такие моменты мы сознаем, почему выбрали эту работу. Потому что именно в такие моменты включается все то, чему учили нас и чему учились мы сами. Немногие звонят в полицию потому, что счастливы. Мы здесь не для того, чтобы помогать счастливым людям. Мы здесь для того, чтобы менять мир. Подчас, как бы это ни было трагично, нам приходится жертвовать собственной жизнью. Никто не знает, сколько ему отмерено. Нельзя мерить человека длиной прожитых лет. Мерь его по тому, как он изменил мир.

Рой Грейс посмотрел на него и кивнул, моргая сквозь слезы:

— Постараюсь запомнить, сэр. Спасибо.

Спустя пять минут двое пожарных в дыхательных масках вышли из здания. Словно пара космонавтов, они прошествовали к пожарной машине, открыли рундук и, вооружившись осветительным снаряжением, вернулись в дом.

Норман Поттинг издал низкий, протяжный вопль и, рыдая, свалился на мостовую.

Рой Грейс опустился на колени, обнял его и тоже заплакал. Он отчаянно искал слова утешения для старого детектива, но в голову ничего не приходило.

Так они и остались, двое рыдающих взрослых мужчин, не замечающих ничего вокруг.

Понедельник, 4 ноября

Брайс Лорен вел минивэн по ухабистой проселочной дороге под звуки «Фауста» Гуно. Глупый кролик выскочил перед машиной да так и застыл на месте, словно завороженный светом фар. Когда кролика переехало колесо, Брайс ощутил лишь легкий толчок. Потом фургон тряхнуло сильнее — угодил в выбоину.

На автостоянке брайтонского вокзала Брайс оставался до сумерек, планируя прибыть к мастерской уже в темноте, чтобы свести до минимума риск попасть кому-то на глаза. Он провел несколько бесконечно приятных часов, просто сидя в фургончике, зачитывая Рэд сообщения, которые она прислала ему за месяцы их романа. Среди них встречались настоящие жемчужины! Жаль только, что он не мог услышать ее реакцию, так как не решился вытащить кляп — вдруг бы она стала кричать?

И вот теперь они в пути! Брайс замурлыкал себе под нос. Опера! Он совершенно не понимал эту ерунду, когда был молодым. Лишь потом, работая в бригаде инспекции взлетного поля аэропорта Гатуик, ему довелось услышать объяснение одного из коллег.

«Опера, — сказал он, — это чисто эмоциональная сфера. Даже не пытайся понять ее интеллектуально — просто отдайся на волю чувств».

Да, коллега был прав. Вот и сейчас, ведя машину, Брайс отдавался чистым эмоциям, жестикулируя, подпевая и подхватывая уже в полный голос: «Румтитумтитумтити». Он был счастлив. Он вернул себе Рэд. Йессссссссс!

Чистые эмоции!

Он оглянулся, когда их тряхнуло на очередной рытвине:

— Скоро будем на месте, детка! Румтитумтитумтити!

Он запел еще громче, в полную силу легких. До ближайшего жилища было около мили, а до его мастерской оставалось не больше ста ярдов. Брайс снова разразился песней, копируя итальянские слова. Он понятия не имел, что они означают, но получалось здорово. Мать как-то раз сказала, что у него прекрасный голос и он мог бы стать оперным певцом.

И вот теперь он им стал!

Брайс снова обернулся — посмотреть, оценила ли это Рэд. Но как понять реакцию человека с кляпом во рту и заклеенными скотчем глазами?

— Как же я рад снова тебя видеть, Рэд, ангел мой! — сказал он. — Если бы ты только знала, как я счастлив! Ты и я и вся жизнь впереди! Разве это не чудесно?

Понедельник, 4 ноября

Совещание, проходившее в понедельник вечером, получилось мрачным. Смерть любого полицейского, независимо от места службы, воспринимается коллегами как личное горе. Но когда погибает член твоей команды, поражающий эффект в сто раз сильнее. В знак того, сколь серьезно восприняла произошедшее вся суссекская полиция, на совещание явился Кэссиан Пью.

Рою Грейсу, к счастью, еще не случалось терять подчиненных, и потому смерть Беллы Мой, много лет состоявшей в его команде и снискавшей его уважение и симпатию, отозвалась особой болью. Норман Поттинг нашел в себе мужество быть вместе со всеми — с покрасневшими глазами, он сидел, ссутулившись, за столом и выглядел совершенно потерянным. Он сказал Рою, что хочет остаться, потому что не в силах идти домой и сидеть там в одиночестве. Кроме того, теперь это дело стало для него личным. Рой позволил сержанту присутствовать, но они оба решили, что участия в расследовании ему лучше не принимать.

Дознаватели еще не определили, что стало причиной опустошившего Ройял-Риджент пожара, но тот факт, что именно сюда планировала переехать Рэд Уэствуд, наводил на вполне определенные размышления. Не выглядело простым совпадением и то обстоятельство, что из-за двух ложных звонков две ближайшие пожарные машины умчались в противоположных от пожара направлениях.

Выяснение причин пожара было отложено до следующего утра, когда здание остынет и к работе в нем смогут приступить специалисты.

— Это совещание, — сказал Рой Грейс, — я хотел бы начать с минуты молчания в память о нашей павшей коллеге, детективе-сержанте Белле Мой. Она была одной из лучших и отдала жизнь ради спасения ребенка.

Грейс посмотрел на часы и закрыл глаза. На протяжении всей следующей долгой минуты он слышал, как всхлипывает Норман Поттинг, а когда открыл глаза, безмолвно отсчитав последние несколько секунд, лица всех без исключения членов его команды были мокрыми от слез.

— Могу я предложить, чтобы Беллу представили к медали за отвагу? — сказал Гай Батчелор.

Рой кивнул:

— Да. Я и сам собирался переговорить об этом с начальством.

— Чертовски трагическая смерть, — хмуро обронил Дэйв Грин.

— Она спасла жизнь ребенку, — твердо, но спокойно сказал Рой Грейс.

— Да, но почему Белла не вышла сразу же, как только сделала это? — спросил Грин. — Может быть, осталась, чтобы попытаться вытащить собаку.

— Этого мы не знаем, — сказал Грейс. — Мы не знаем, что там произошло.

— Если это станет хоть каким-то утешением, — вступил Хейдн Келли, — скульптора Джакометти однажды спросили: случись пожар и будь у него возможность спасти картину Рембрандта или кота, что бы он попытался спасти? Он ответил — кота. Сказал, что в любом выборе между искусством и жизнью он всегда выбрал бы жизнь.