Хокан Нессер - Точка Боркманна

– В данный момент – нет, – ответил Ван Вейтерен и снова поднялся. – Но ты посиди, подумай об этом. Может, мы еще вернемся к нашему разговору.

Он постучал в дверь, и в помещение вошли Кропке и Мосер с наручниками.

– Тьфу на вас, ни дна вам ни покрышки! – проговорил Подворский, и это явно было сказано от души.

Решение отпустить Эугена Подворского и как можно скорее проинформировать СМИ об исчезновении инспектора Мёрк было принято в воскресенье, в девять часов вечера, тремя голосами против одного. Баусен, Мюнстер и Ван Вейтерен высказались «за», Кропке «против». Мосер воздержался, видимо несколько сбитый с толку неожиданным и исключительно временным демократическим порядком.

– Я поговорю сегодня с Крэйкшанком, – сказал Ван Вейтерен. – Обещал ему некоторое преимущество перед другими. Пресс-конференция завтра во второй половине дня?

Баусен кивнул:

– В три часа. И теперь нам придется учитывать всеобщую шумиху… телевидение, радио, вся тяжелая артиллерия. Не каждый день убийцы поднимают руку на полицейских.

– Многие считают, что должно быть наоборот, – усмехнулся Ван Вейтерен. – Иногда я даже начинаю их понимать.

– Что скажем о Подворском? – спросил Кропке.

– Ни слова, – сказал Баусен. – Вообще, будет лучше, если вы придержите язык. – Он оглядел собравшихся. – С прессой будем общаться я и комиссар, больше никто.

– Как всегда, – проворчал Кропке.

– Это приказ, – сказал Баусен. – А теперь отправляйтесь домой спать. Завтра тоже будет день, и нас наверняка покажут по телевизору. Неплохо, если мы при этом будем похожи на людей. Я пойду отпущу Подворского.

– Я пойду с тобой, – сказал Ван Вейтерен. – Тут не помешает быть вдвоем.

Когда дети наконец улеглись, часы уже показывали начало двенадцатого. Они открыли бутылку вина, поставили на магнитофон запись Мостакиса, после нескольких неуклюжих попыток развели огонь в камине и перетащили матрас на пол в гостиной.

– Мы их разбудим, – проговорил Мюнстер.

– Нет, – улыбнулась Сюнн, погладила его по спине и залезла под одеяло. – Я подмешала им снотворное в горячий шоколад.

– Снотворное? – воскликнул он, пытаясь изобразить возмущение.

– Малюсенькую дозу. Никаких серьезных последствий. Иди ко мне!

– Молодец, – прошептал Мюнстер и обнял жену.

Понедельник начался с назойливого однообразного дождя, который, казалось, зарядил навечно.

Ван Вейтерен проснулся около семи. Некоторое время он уныло смотрел в окно и потом решил лечь обратно в постель. «В этом городке погода меняется чаще, чем я меняю рубашку», – подумал он.

Однако в начале десятого комиссар уже сидел за завтраком в ресторане отеля вместе с Крэйкшанком, который в этот раз казался невероятно бодрым и пребывал в прекрасном настроении, хотя ему и пришлось проработать большую часть ночи.

– Передал сообщение по телефону в три часа, – с энтузиазмом рассказывал он. – Выпускающий был близок к тому, чтобы остановить типографские прессы, но потом все же решил приберечь новость до вечернего выпуска. Жуткая история в духе Джека Потрошителя!

Комиссар мрачно кивнул.

– Взбодритесь! – воскликнул Крэйкшанк. – Вы скоро раскусите этот орешек. Но на этот раз он зашел слишком далеко. Что, она действительно знала, кто убийца?

– Вероятно, – сказал Ван Вейтерен. – Во всяком случае, он так думал.

Крэйкшанк кивнул.

– Вы уже опубликовали пресс-релиз? – спросил он и оглядел пустой зал. – Не вижу своих коллег…

Ван Вейтерен взглянул на часы:

– Через четверть часа. Хочу успеть доесть и спрятаться. Проклятый дождь!

– Угу, – проговорил Крэйкшанк, дожевывая круассан. – Представляю, какое там будет месиво.

– Где?

– На пляже и в лесу, разумеется. Когда все фотографы и частные детективы хлынут туда.

«Наверняка», – подумал Ван Вейтерен и снова вздохнул:

– Ну что ж, пора мне поехать в участок и запереться.

– Удачи, – ответил Крэйкшанк. – Увидимся на пресс-конференции. А я, пожалуй, посижу здесь в ожидании моих собратьев по перу.

– Ну вот, – проговорил полицмейстер и опустился на кожаный диван. – Честно говоря, газетчики мне больше по душе.

Ван Вейтерен кивнул.

– От этих говорящих роботов с телевидения у меня, черт побери, зуд по всему телу, – продолжал Баусен. – Ты, наверное, более привычен к таким типам?

Он сбросил ботинки и осторожно пошевелил пальцами на ногах, словно боялся, что они вдруг отвалятся.

– Не имею никакого желания к ним привыкать – сказал Ван Вейтерен. – Конечно, их тоже можно понять – у них свое видение ситуации. Но ты довольно ловко их осадил, как мне кажется.

– Спасибо, – проговорил Баусен. – Однако приговор в любом случае будет суров. Хиллер звонил?

Ван Вейтерен уселся за стол полицмейстера.

– Да, – ответил он. – Собирается откомандировать десять человек из Сельстадта и десять из Оствердингена… Плюс техническую лабораторию, которая переберет по травинке всю беговую дорожку.

Баусен заложил руки за голову и посмотрел в окно.

– Прекрасная идея в такую погоду, – усмехнувшись, проговорил он. – А что он сказал по поводу тебя? Хочет, чтобы ты все полностью взял на себя? Мне ведь осталось всего пять дней, черт побери! В пятницу я ухожу, чтобы ни случилось. Принял это решение сегодня ночью… чувствую себя, как тренер футбольной команды, которая за два года не выиграла ни одного матча.

– Вопрос руководства мы не обсуждали, – ответил Ван Вейтерен. – В любом случае, я уже пообещал раскрыть это дело до пятницы.

Баусен посмотрел на него с недоверием.

– Отлично, – сказал он и начал набивать трубку. – На этом и порешим. Ты разговаривал с родителями?

– Да, с госпожой Мёрк, – кивнул Ван Вейтерен.

– Все прошло хорошо?

– Не особенно. Да и почему все должно было пройти хорошо?

– Ты прав, все давно уже летит в тартарары.

– Я смотрела телевизор, – сказала Сюнн. – О вас не очень хорошие отзывы.

– С чего бы это? – проговорил Мюнстер. – Пахнет чем-то вкусным. Что у нас на ужин?

– Цыпленок по-креольски, – ответила жена и поцеловала его. – Ты думаешь, ее убили? – шепнула она ему в ухо; все же есть пределы тому, что можно говорить при детях, даже если это дети полицейского.

– Не знаю, – пробормотал он и снова почувствовал, как в нем поднимается холодная волна отчаяния.

– Папа, ты был в телевизоре! – закричала дочка и укусила его за бедро. – А я купалась в дожде.

– Ты купалась в море, дура, – поправил ее брат.

– У нас есть еще снотворное? – спросил интендент.

Ван Вейтерен откинулся на подушки и взял рапорт Мельника. Взвесил его на руке и закрыл глаза.

«Жуть, – подумал он. – Полный кошмар».

Вернее, немножко стыдновато. Где-то среди этих проклятых бумаг таится ответ, а он никак не может его найти. Тридцать четыре страницы, в общей сложности семьдесят пять имен… он подчеркнул их все и пересчитал несколько раз – женщины, любовницы и потенциальные любовницы; старые друзья и однокурсники; коллеги; соседи; товарищи по гольф-клубу… вплоть до самых поверхностных знакомых и даже случайных фигур, которым довелось пересечься с Морисом Рюме всего-то один или пару раз. И события: поездки, экзамены, зачеты, прием на работу, вечеринки… Новые адреса, конгрессы, лечение от наркомании… Все это отражено здесь, на этих густо исписанных страницах, все четко и скрупулезно изложено комиссаром Мельником на языке фактов. Вне всяких сомнений, шедевр следственной работы, но он ничего не смог из этого извлечь. Ни единой зацепки!