Никита Филатов - Записки о капитане Виноградове (сборник)

Будка, в которую набился в ожидании транспорта народ, была старого образца, давно не крашенная, грязноватая, под стать окружающим доходным домам дореволюционной постройки. Но большая – места хватило всем. Владимир Александрович по привычке и отчасти в виду замкнутости пространства прислушался к разговорам окружающих. В основном это были женщины – возраста среднего и постарше, усталые уже в середине дня, с кошелками, сумками, пакетами и соответствующей тематикой негромких бесед. Одинокая девица в турецкой коже, перехватив неосторожный взгляд Виноградова, механически поправила шарфик… Капитан космических войск – румяный, отглаженный, – очевидно, преподавал какую-нибудь умную дисциплину в академии, а двое потертого вида инженеров с воодушевлением, но без мата, обсуждали задержку зарплаты за май и возмутительные козни некоего Розенгольца, сдавшего половину НИИ в аренду коммерческим структурам и не желающего делиться с трудовым коллективом.

Владимир Александрович попытался представить себя на их месте – да, скучновато! Да, одно и то же из месяца в месяц, из года в год: дом, работа, дача… Незаметно растущие дети, жена, привычная до зубной боли, дураки начальники. Страсти – только перед телевизором, в теплых тапочках… Зато?

Зато – все ребра целы, и ни одной дырки в шкуре! Профсоюзный подарок к пенсии и далекая тихая смерть на девятом десятке. Как это пелось? «Решайте сами, решайте сами…»

Люди вокруг зашевелились – показался трамвай. Вслед за потоком Виноградов шагнул на мостовую:

– Простите, он к метро идет?

– Нет, раньше поворачивает, на набережную.

– Спасибо! – Майор про себя чертыхнулся и пошел обратно к тротуару, где оставались те, кому этот маршрут не подходил.

– А-а-а! А-х-х… хак!

Сначала Владимир Александрович услышал крик, но лишь потом пронзительный скрежет металла и несколько одновременно тупых ударов за спиной.

– Мама родная…

Прежде чем обернуться, он увидел застывшие лица людей на тротуаре: какого-то старика, офицера… И было от чего!

Трамвай стоял, распахнув темнеющие провалы дверей, – почти у самой кабины, как след от снаряда в линкорной броне, выделялась надорванными краями огромная вмятина. Отброшенный ударом грузовик развернулся почти поперек проезжей части, а пространство за ним и вокруг него было заполнено страшно неподвижными телами.

Несколько мгновений не шевелились и те, на чьих глазах произошла трагедия, – пассажиры трамвая, прилипшие к окнам, люди на тротуаре… Потом кто-то кинулся к пострадавшим, кто-то, нырнув в телефонную будку, накручивая нужные номера, кто-то тянул на себя дверцу кабины… Капитана космических войск вытошнило. Суматошные крики и ругань сменились командами случайных медиков, а Владимир Александрович уже вглядывался в белое от страха лицо водителя:

– Пьяный, сука?

– Нет! – И это было, судя по всему, правдой. Парню успели разбить лицо, и теперь он пытался утереть рукавом вытекающую из носа кровь. – Тормоза…

– Чего?

– Тормоза! Мокрая дорога… Мокрая-я! – Он был еще в шоке, способном в любую секунду смениться истерикой.

– Ну-ка, граждане! Ну-ка! – Виноградова оттеснил старшина-гаишник. – Так… Документы? Второй милиционер уже записывал данные свидетелей.

В «скорую помощь» грузили тех, кого еще можно было спасти, – девчонку в кожаной куртке и седую пенсионерку с черным месивом вместо лица. Трое – оба инженера и еще одна женщина с сумкой – в помощи уже не нуждались. То, что от них осталось, прикрыли материей и пока не трогали.

Вот так – решайте сами, решайте сами…

Еще не добравшись до дома, Виноградов знал, что завтра позвонит Евгению Наумовичу.

И вовсе не для того, чтобы отказаться.

Первое отчетливое ощущение Владимира Александровича на Кипре – это ощущение зябкой прохлады, этакого простудного сквознячка. Сонный, разморенный четырехчасовым перелетом, он почти сразу же очутился в огромном, залитом белым пронзительным светом досмотровом зале аэропорта. На полную мощь, но практически бесшумно гоняли воздух кондиционеры, доводя температуру до приемлемых градусов, отчего и казалось настроенным на тропическую жару пассажирам, что вовсе и не так страшен черт, как его малюют… Одна мамаша даже вытянула из пакета упрятанную туда еще в самолете вязаную кофточку и заставила крохотную девчушку одеться.

– Во, народ! Еще хуже, чем наши, – выругался вставший сразу же за Виноградовым мужчина – пузатый, с огромной золотой цепью «Кайзер» на шее.

– А, везде одно и то же, – с видом бывалого странника согласился Владимир Александрович, – Бардак…

– Не скажите! Немцы бы, к примеру, никогда такого не допустили. Там порядок – будьте нате…

Действительно, две огромные очереди вызмеились от кабинок иммиграционной службы до самого выхода на летное поле. Не то чтобы они совсем не двигались, но оба инспектора выполняли свою работу с такой равнодушной неторопливостью, с таким неторопливым равнодушием, что казалось, простоять здесь придется не меньше часа.

– Нет чтобы еще пару человек посадить! – Пузатый показал на пустующий ряд нумерованных кабинок.

– Вы торопитесь?

– Нет, но…

– А к этому что – нельзя? – поинтересовалась дородная тетечка рыночного вида.

– Там только для тех, кто с европаспортами, – развеял иллюзии соотечественницы насчет сидящего под соответствующей табличкой киприота в форме паренек с плейером. Инспектор, о котором шла речь, скучал в одиночестве – рейс был чартерный, прямо из Питера, и ни граждан Европейского Сообщества, ни даже дипломатов не наблюдалось.

– Мог бы, наверное, подключиться…

– Ага, как же! Очень ему надо из-за русских задницу отрывать, – опять возмутился пузатый. Судя по носу, он был не совсем чтобы уж очень русским, но…

– Зря вы так! Здесь к нам очень даже неплохо относятся.

– А вы не первый раз?

– Второй, – улыбнулась вступившаяся за местное население блондинка в очках.

– Простите, а за визу платить надо?

– Нет, сейчас прямо поставят – и все!

– Вы знаете, я еще хотела спросить…

Удивительно, но уже минут через двадцать Владимир Александрович протягивал свой паспорт для регистрации.

– Плиз! – Инспектор неторопливо поднял на Виноградова смуглое и довольно симпатичное лицо, подождал чуть-чуть, а затем очертил в воздухе нечто напоминающее прямоугольник.

– Что, простите?

– Анкету ему дайте, – подал голос парень в наушниках.

– A-а! Конечно, – Владимир Александрович протянул забытую среди разных второстепенных бумажек анкету, которую все заполнили еще в полете.