Елена Топильская - Охота на вампиров

При звуке знакомой фамилии Нинка завыла громче.

— Посади здесь засаду, — тихо посоветовала я Косте. — Может, он еще придет.

— Откуда? С того света?

— Неважно. Приходил ведь…

— Мне оперов страшно сюда сажать. Чертовщина какая-то…

— Возьмите с собой осиновый кол, — посоветовала я, но по выражению Костиного лица поняла, что переборщила.

Вернувшись в комнату покойного Макара Макаровича, я отозвала в сторонку Диму, уже успевшего надеть резиновые перчатки.

— Дима, труп не убежит. Давай сначала займемся живым существом. Надо освидетельствовать соседку, у нее такие же повреждения на шее.

— Без вопросов, — откликнулся Дима, направляясь за мной.

Нинка все еще цеплялась за дверь, но при виде могучего Эксперта Сергиенко в камуфляже как-то расслабилась. Лицо ее по-прежнему ничего не выражало, но выть она перестала и в упор смотрела на Диму.

— Ну-ну, — ласково сказал Дима, подойдя к девушке. — Все хорошо, не бойся. Дай-ка, я шейку твою посмотрю, лапушка.

Он осторожно протянул к ней руку, и Нинка, к моему удивлению, даже не дернулась, только закрыла глаза и повернулась к Диме так, чтобы тому видна была ее шея. В коридоре было темновато, и Дима вытащил карманный фонарик, направив луч на Нинкину шею. С правой стороны ее покрывал огромный синяк, на фоне которого чернели пятнышки; их было больше, чем четыре, и на каждом сидела засохшая капелька крови.

— Ну все, маленькая моя, — Дима легонько коснулся щеки девушки. Та вздрогнула и открыла глаза. — Иди к себе, я потом зайду.

Не проронив ни звука, Нинка послушно отправилась в свою комнату и даже не стала плотно прикрывать дверь. Дима выключил фонарик и вздохнул:

— Все понятно. Та же донорская игла. Из этой бедолаги он понемногу качал, не то что из старика. Давай-ка ее в больницу отправим.

Из необъятных карманов своей камуфляжной куртки Дима вытащил мобильный телефон и быстро договорился насчет госпитализации.

“Скорая” приехала еще до того, как мы закончили осмотр трупа.Но узнав, что больная состоит на учете и является клиенткой психоневрологического интерната, врачи категорически отказались что-либо предпринимать без представителя этого учреждения. Тут вмешалась наша спасительница, Анна Ивановна. У нее, конечно же, был телефон лечащего врача Нины, и даже телефон директора интерната. Обе дамы — и врач, и директор, — приехали в течение получаса. О чем-то они тихо поспорили с работниками “скорой помощи” в прихожей, удалившись от наших ушей, но, видимо, консенсуса достигли, потому что доктор из “скорой” прошел в комнату к больной, быстро покидал в полиэтиленовый пакет ее немудреное барахлишко и увел ее в машину. Поскольку из комнаты Макара за событиями пристально следил Дима Сергиенко и ободряюще улыбался Нине, она покорно дала себя увести.

Лечащий врач задержалась на пороге.

— Историю болезни ее будете изымать? — обратилась она ко мне.

— А есть смысл? — ответила я вопросом на вопрос.

— Да, в общем, наверное, нет. У Нины олигофрения, органическое поражение головного мозга. Речь нарушена, она даже если захочет что-то рассказать, то все равно не сможет.

— Но она же как-то общается?

Женщина вздохнула.

— Она произносит несколько примитивных слов. Имена знакомых, междометия…

— Слушайте, а как же вы ее отпускаете из интерната? Как она одна тут живет, в этой дыре? — я оглянулась на темный коридор и кухню, больше похожую на общественный сортир.

Женщина-психиатр, взявшаяся было за ручку двери, брезгливо отдернула руку, и, смахнув рукавом пыль с колченогой табуретки, притулившейся в углу прихожей, тяжело опустилась на нее.

— А вы были у нас в интернате? — избегая смотреть мне в глаза, спросила она. — Вы вообще были когда-нибудь в психоневрологическом интернате? — мне даже почудилась неприязнь в ее голосе. Но уж в порядках в психоневрологических заведениях я была никоим образом не виновата.

Она, видимо, почувствовала, что я уловила ее неприязнь, и смутилась.

— Извините, — устало произнесла она. — Вам кажется, что здесь нет условий; а в интернате нашем — какие условия? Персонал грубый, бьет их, бессловесных, ворует. Вы бы видели, чем их кормят, убогих наших! Белья постельного нет, спят на голых матрасах. Отпускаем их домой, они вшей приносят, тараканов…

— Неужели вы не видели, что у Нины на шее застарелые повреждения? — прервала я ее.

— Повреждения?! Вы синяк этот имеете в виду? Да они все из дома приходят избитые, оборванные… — Она помолчала. — Да и уходят избитые… Ай!

Она махнула рукой, поспешно поднялась с табуретки и вышла за дверь, чуть не прищемив дверью шлицу пальто.

Мигулько тем временем вызвал подкрепление, в квартиру прибыли лучшие кадры нашего убойного отдела, и Костя повел их осматривать подвалы в надежде, что вурдалак прячется где-то там. Надо же, уже не боится, подумала я, вполглаза и вполуха наблюдая за происходящим и стараясь одновременно написать протокол.

Когда в протоколе расписывались понятые, из подвала вернулись грязные и обозленные оперативники. Они, не стесняясь, употребляли непарламентские выражения, в которых рассказали, что кого-то спугнули, но этот кто-то, в отличие от них, способен, вероятно, видеть в темноте, или просто так хорошо знает ландшафт, что преспокойно ушел от преследования.

— Ничего, теперь уж мы его возьмем, — пообещал Костя, стряхивая с куртки паутину.

Я попросила у Димы кусочек марли и аккуратно стерла с Костиной челки свежий голубиный помет. Костя чертыхнулся. Ну все, теперь я не сомневалась, что они его возьмут, — Мигулько был доведен до нужной степени кондиции.

— Что у меня там на башке было? — нервно спросил он.

— Голуби накакали, — объяснила я, но Мигулько тут же задал еще один, весьма резонный вопрос:

— Какие, к черту, голуби в подвале?

— Значит, летучая мышь, — успокоила я его, и он весь передернулся.

Вечером мне домой позвонил Лешка и отчитался, что стаканы на экспертизу сдал, по предварительным данным из них действительно пили кровушку. Задание он даже перевыполнил, потому что по пути к судебным медикам вдруг подумал об отпечатках пальцев и завернул к криминалистам, они обработали стаканчики и благословили их на биологическую экспертизу.

Потерпевший Витя чувствует себя лучше, не помнит ни фига, но и слава Богу, потому что если бы помнил, то чувствовал бы себя хуже. А как вы думаете — подвергнуться нападению вампира и не свихнуться? Доктора считают, что у него ретроградная амнезия, мозг избегает воспоминаний, которые не в состоянии принять. Естественно…

Я в свою очередь отрапортовала Горчакову, что покойный Бендеря где-то рядом. После завершения следственных действий в нехорошей квартире я повела Мигулько и всех его бойцов в ближайшую забегаловку и там поила и кормила до тех пор, пока они не поклялись мне сидеть в засаде в квартире и в подвале вплоть до поимки вурдалака, и не только вурдалака, но и летучей мыши, посмевшей осквернить шевелюру их начальника. На еду и питье пришлось потратиться из тех денег, что вчера Горчаковы выдали мне на свадебный наряд.