Сергей Бетев - Без права на поражение (сборник)

что утаишь? Только подумать надо не торопясь...

Перед ужином Афанасьев достал из буфета пол-литру. Не спрашивая Никишина, налил в

два стакана.

— Держи.

Когда ели, сказал как решенное:

— Ты сегодня или завтра, Никишин, поезжай в паспортный стол и узнай, кто за последние

две недели из Красногвардейска выписался. Помнишь, Файка сказала, что прощались, уезжали

совсем. Может, правда. А может, один уезжал, другой провожал. Черт их знает! Аптекарша

другое приметила: один вещмешок. Вишь, как все выходит? Ежели хоть один уезжал, так мы его

через паспортный стол все одно определим. Значит, и другого. Так что двигай... А я тут еще

попробую сам.

— Поеду сегодня,— согласился Никишин.

— А я с утра загляну в больницу. Анну-то мы совсем обошли...

5

Анна Червякова лежала в больнице четвертый день, а испуг у нее не прошел. Ефим

Афанасьев заметил это сразу, как только увидел ее в палате: Анна смотрела на него широко

распахнутыми глазами, в ее взгляде смешалось все: и страх, и смятение, и беспомощность.

Разговаривала она с Афанасьевым неохотно, видно, не веря в его помощь. И как ни подступался

к ней участковый, на все отвечала односложно:

— Ничего не знаю. Выстрелили, пала я, а видеть никого не видела. Я и взглянуть-то не

успела...

Так и ушел Афанасьев ни с чем.

Все эти дни он много думал о случившемся. Его добродушие и немногословность

окружающие часто принимали за невозмутимое спокойствие.

И только одна жена знала, как ворочается он ночами с боку на бок, мучаясь бессонницей и

какими-то своими мыслями, о которых она привыкла не спрашивать.

И уж совсем никто не мог догадаться, что во всем, что произошло в доме Червяковых,

Ефим Афанасьев винил себя. Отсюда, из Красногвардейска, он уходил когда-то в армию. После

службы за границей истосковался по дому. Когда вернулся, райком комсомола даже отдохнуть не

дал, направил на работу в милицию. До сих пор работалось, можно сказать, легко. Потому что

кругом были свои, с детства знакомые люди. Ефиму даже казалось, что именно из-за того, что в

Красногвардейске участковый уполномоченный он, Ефим Афанасьев, здесь никакого

преступления серьезного и случиться не может, так как не заслужил он такой обиды. Да и знал

он всех настолько, что и в мыслях допустить не мог, как это от него можно плохое скрыть. Сам

он взыскивать с людей не любил, от всякой дури старался просто удержать. А перед

праздниками заходил в магазин и отдавал продавщице список: кому не следует продавать в эти

дни больше чем пол-литра. Добавлял при этом:

— А коли ругаться начнут да просить жалобную книгу, то по такому поводу ее не

выдавать. Нечего пьяниц до чистой бумаги допускать. За разъяснениями ко мне присылайте,

даже на дом можно. Так и говорите, что я велел.

И вдруг — грабеж, да еще с применением оружия!

Только сейчас и понял, где промахнулся. Пять лет уже работал участковым, на всех

совещаниях только одни похвалы слышал, в прошлом году звание офицерское присвоили. И все

эти годы полагался только на своих, коренных красногвардейских. А сколько в последнее время

новых людей понаехало! И не только специалистов да рабочих кадровых, но и тех, с кривой

душой, которые болтаются по белому свету без всякого смысла. Знал ведь об этом! А что мог о

них сказать? Ничего. И получилось, что оторвался от жизни. Вот где собака-то зарыта!..

...В поселковой столовой сказали, что Катька-буфетчица работала вчера, а сегодня

отдыхает.

Поглядел на часы. Время двигалось к полудню. Решил сходить к Катьке домой, хоть и

далеко да и не больно хотелось. Такая она уж была Катька: с другой женщиной мужчина пройдет

рядом — и никто слова не скажет, а кто возле Катьки побыл — всякое доверие теряет. И все

равно мужики возле нее вертятся. А она только похохатывает.

И Афанасьеву дверь она открыла широко, забелела зубами в улыбке, словно ждала:

— Проходите. Вот так гость!

— Не ждала, что ли? — тоже улыбнулся он.

— Я сроду никого не жду. Ко мне сами ходят. А ты испугал.— И хохотнула весело.

— Вот и я сам пришел.

— Вина не прихватил? — пошутила.

— В такую-то рань?

— Сегодня можно: все равно же завтра воскресенье!

— Ладно,— сказал Афанасьев.— Знаю, что женщина ты веселая, гостей любишь, а я — по

делу, Хотел кавалером одним твоим поинтересоваться...

— Которым?— прыснула она.

— Часто меняешь? — решил подковырнуть ее.

— А что делать, если они испытания моего не выдерживают? — нисколько не смутилась

она.—То дурак попадет, то наоборот — такой умный, аж противно. Один на телка похож, другой

на петуха. Не хочешь, да расчет дашь!

— Правильно. Воюй, пока порох есть,

— Не война это, одно расстройство...

— Так вот. Слышал я, есть или был, не знаю уж какой, кавалер один возле тебя. А нынче

понадобился он мне по одному вопросу. Думаю, поможешь мне найти его...

— Чего это ты, Ефим, сыздаля ко мне подъезжаешь, как к незнакомой? — упрекнула она.

— Сказал бы кто, и все. Мне ведь скрывать нечего, вся на виду. Кто такой?

— В том-то и дело, что ни имени, ни фамилии его не знаю.

— Ну, хоть с виду-то какой? Мне аж самой интересно.

— Хрипловатый голос у него.

— Кто же это? — силилась вспомнить Катька.— Точно: со мной видели?

— Чего мне обманывать.

— Хрипловатый... Так это Колька Ширяев, химлесхозовский. Ну и вспомнили! Со смеху

помереть можно. Я его уже с полгода на вытянутую руку не подпускаю. Конечно, только Колька

Ширяев и говорит так, будто у него в глотку вата натолкана. От водки, наверное, охрип на всю

жизнь!

— Где он сейчас, не знаешь?

— И знать не хочу! Околачивается у себя, думаю. Где ему больше и быть, как не в лесу?

— Уезжать он не собирался?

— А бог его знает! Он трепач, так пойми его. Пускай катится на все четыре стороны!

— Дружок у него есть?

— Такой же, как сам,— Петька Гилев, с одной колодки спущены.

— Давно в химлесхозе они?

— Года полтора. Колька из заключения приехал, а Петька за неделю. до него появился. Вот

и смахнулись.

— А ты как узнала его?

— Я всех одинаково узнаю: мало их трется у меня возле стойки? Разлив же: у одного до

пол-литры не хватает, ко мне идет. Я и рубель беру.

— Фотокарточки нет у тебя с него?

— Откуда? Не жених ведь. Что это они так понадобились тебе? Нашкодили, знать? Они с

пьяных глаз все могут. .

— Придется в химлесхоз идти,— сказал Ефим, поднимаясь.— Не лишку ты рассказала

мне, А на этой неделе не видела их в поселке?

— Давно не встречала, Ефим. Хочешь верь, хочешь не верь,— ответила она по-серьезному.

Афанасьев видел, не врет. Да и знал, что Катька — баба честная и прямая, хитрости в ней