Сергей Бетев - Без права на поражение (сборник)

следовало, восемнадцать уехали из Красногвардейска, а из одиннадцати оставшихся — пять

работали в других местах.

— И как вы думаете их проверять? — спросил Лисянского Афанасьев.

— Очень просто: побеседуем вежливо, попросим вспомнить время покушения на дом

Червякова, попытаемся узнать, где находилось в это время оружие... Понимаешь, Ефим, я вовсе

не подозреваю этих людей в преступлении. Поэтому и хочу знать прежде всего, где находилось

оружие. Ты же сам понял, как к нему у вас здесь относятся: сотруднику оно необходимо на два

дня, а он держит его неделю, пока не потребуется другому; во время пользования оружием на

ночь его даже не оставляют в рабочем сейфе, а тащат домой... Я, например, знаю случай, когда

один негодяй, сын порядочного отца, взял из стола его браунинг, чтобы похвастаться перед

своими дружками, а кончилось тем, что изувечили ни в чем не повинного человека. Отец же и

пострадал...

— Понимаю я,— проговорил Афанасьев.— Но выходит, здешних одиннадцать проверять

будем, а тех четырнадцать, которые уехали, нет? Уж если начинать, так...

Евгений Константинович видел скрытое недовольство Афанасьева, понимал, что он прав.

Коли кто воспользовался оружием в ту ночь или позволил вольно-невольно сделать это другим,

то он и должен был куда-то уехать. Значит, и проверять уехавших надо бы в первую голову, Но

Евгений Константинович не хотел терять времени зря здесь, в Красногвардейске.

— О тех, которых вы хотите вызывать, я могу вам полные сведения дать,— предлагал

Афанасьев.— Их тут знают не хуже, чем Червякова, да и сам Прокопий любого из них в лицо

разберет. А лез незнакомый...

— Так уж и всех знает? — усомнился Евгений Константинович.

— В лицо-то, по крайней мере...

Евгений Константинович не возразил. И Ефим, не ожидая просьбы, начал рассказывать

ему о тех, кто долгие годы работает в местной конторе Госбанка и на почте.

— Прежде всего, Кондратьевы. Их двое: отец и сын, оба — в банке. Один — инкассатор,

другой в райцентр с машиной ездит. У них, можно сказать, оружия полный дом. К ним-то самый

отчаянный ворюга, если он не из Москвы, не полезет. Мужики самые порядочные в

Красногвардейске. Отец-то стал в банке работать еще до войны, когда вернулся с

действительной службы. На границе он служил и оружие хорошо знал. В те времена здесь с

работенкой не шибко просторно было, вот и поступил в банк. Потом весь фронт отбыл, не один

раз в госпиталях лежал, но руки и ноги остались в сохранности. Здоровьишко, конечно,

поизносилось на войне, поэтому и спятился обратно в свою контору, хотя занятие подыскать

можно было поденежнее... А сын туда устроился тоже после армии из-за того, что шофер, Ему

выгоднее: ездит с оружием, конторе не надо лишнего человека держать, Теперь судите: могут

такие люди к безобразию склониться или нет... Ну... об охраннице Марье Домниной говорить не

буду: она хоть и сидит двадцатый год подряд возле почты, а стрелять из своего револьвера все

еще не научилась. Это все знают. А держится за работу потому, что когда-то ребятишек после

похоронной трое осталось и дом от рабочего поста третий по левому порядку: пока светло, так и

сбегать домой распорядиться можно...

Евгений Константинович вслушивался в нехитрый рассказ Ефима Афанасьева, узнавая со

всеми подробностями жизнь тех, которых намеревался проверить, и чувствовал, как в нем самом

поднимается протест против своего собственного решения. Слишком ясными и простыми были

все эти люди, и всякое недоброе подозрение на них ему самому начинало казаться

кощунственным. Убеждение в их абсолютной непричастности к этому делу, которое стояло за

каждым словом Афанасьева, передавалось и ему.

И когда Ефим замолк, он только и протянул в задумчивости:

— Да... А проверять все равно нужно. А что, Ефим, если мы просто возьмем и отстреляем

все имеющееся здесь оружие? С максимальным приближением к условиям того выстрела?

— Отстрелять можно. Отдадим распоряжение сдать оружие для перерегистрации и сами

сделаем все без всякого шума.

— И стрелять будем в подушку,— добавил Лисянский.— С семи метров или десяти, какое

там расстояние было?

— Смеряем,— Ефим усмехнулся.— Это сколько же подушек мы должны перепортить?

— Пару подушек у Червякова попроси. Он пострадавший и должен быть заинтересован в

успехе.

— Пожалуй, сумею,— пообещал тот.

— Так и решим. Ты завтра подготовкой займись, а я съезжу в Зайково за распоряжением об

оружии да заодно переговорю с Сутыркиным из научно-технического отдела. Главное, если все

это выгорит, людей не будем беспокоить.

Лисянский уехал.

Распоряжение о проверке оружия поступило в Красногвардейск на другой день. Афанасьев

немедленно дал ему ход, но Лисянский приехал только на следующий день. Вместе с ним

прибыл из областного управления эксперт Юрий Николаевич Сутыркин.

— У меня все готово. В червяковском доме расстояние от окна, от которого стреляли, до

кровати девять метров десять сантиметров. Рулеткой мерил сам, Две подушки у Анны

выпросил. Место для отстрела оружия приготовил недалеко, километра за три от поселка, в

лесном овражке. Оружие дадут по первому слову. Машину грузовую — тоже,— обстоятельно

доложил Афанасьев.

Эксперимент оказался весьма канительным. Все начали как полагается: подушку устроили

на пеньке. Но после первого же выстрела Сутыркин приказал извлечь пулю, что в расчеты

Лисянского явно не входило.

— Может, сразу три выстрела сделаем, а потом все и вытащим? — спросил он.

— Как же мы узнаем тогда, какая пуля из какого револьвера? — полюбопытствовал тот в

ответ.

Афанасьеву с Лисянским ничего не осталось, как вспороть осторожно подушку и

вытащить пулю. Несмотря на все ухищрения сделать это аккуратно, они все-таки изрядно

облепились пухом. После третьего выстрела они уже чертыхались в полный голос.

— Кладите следующую подушку! — командовал между тем Сутыркин.

— Одна и осталась! — ответил Лисянский.— Та уже не подушка...

— Вам-то что! Вы сели да уехали, а мне что хозяевам отдавать? — мрачно справился

Ефим.

— Молчи. Нам бы только отчиститься от всего этого опыта, а потом придумаем...

Через несколько минут вторую подушку привели в негодность еще большую, чем первую.

— Как же мы такими красавцами в поселке появимся? — осведомился Лисянский.

— Ко мне домой надо прямиком,— решил Афанасьев.— А то действительно люди

подумают, что мы рехнулись все...

И только Юрий Николаевич Сутыркин был в прекрасном расположении духа: по его

мнению, эксперимент прошел вполне нормально.