Никита Филатов - Возвращение капитана Виноградова (сборник)

– А ты не врешь? Может, он и не Прохоров вовсе! – подозрительно покрутил перед собственным носом засаленной вилкой свидетель.

– Нет, все точно. Личность установлена, – оторвался Владимир Александрович от протокола.

– Верю! Тебе – верю… Пиши.

«…его фамилия Прохоров. Были ли у него с собой какие-либо вещи, я не запомнил, точнее – не обратил внимания. Сделав заказ, Прохоров некоторое время сидел один, потом кто-то из посетителей, внешность его я описать не могу, только помню коричневую кожаную куртку, подошел к столику Прохорова, чтобы, как мне показалось, прикурить.

Прикурив, он на обратном пути к своему месту задел что-то из блюд за другим столиком и после очень короткой ссоры ударил мужчину, сделавшего ему замечание, по лицу. В конфликт попытался вмешаться охранник кафе, но его тоже кто-то ударил, и драка приобрела массовый характер…»

– Может, лучше написать – групповой? – потрепал по плечу замолчавшего свидетеля Виноградов.

Тот покладисто кивнул:

– Групповой… секс! – и тоненько захихикал. – Я стишок тут на эту тему…

– Чуть попозже, ладно? Саша! Два кофе, пожалуйста.

Нужно было любой ценой поддержать в свидетеле способность внизу каждой страницы и в конце протокола изобразить положенный текст и подписи. Собственно, больше ничего Виноградов от поэта-беспризорника не ожидал, все, что мог, тот уже рассказал, и теперь оставалось только вкратце перенести его монолог на бумагу.

Владимир Александрович поблагодарил судьбу, приучившую его когда-то постоянно носить в служебной папке пару-тройку казенных бланков, – второй встречи с Пушкиным, даже для записи его показаний в официальной обстановке, психика и печень видавшего виды оперуполномоченного могли не выдержать. Снова устанавливать с ним доверительный контакт оказалось бы слишком накладно для здоровья.

«…приобрела массовый характер. Я попытался разнять дерущихся, но безуспешно. Кто и в какой момент ударил Прохорова ножом в спину, я не видел, кто непосредственно наносил удары мне – тоже. Претензий ни к кому не имею».

Последнюю фразу Виноградов хотел выделить восклицательным знаком, но ограничился только тем, что с выражением произнес ее вслух.

– Подпишите: здесь… и здесь.

– Зачем это? – разлепил веки Реймер.

– Надо! – отчеканил Владимир Александрович.

Свидетель безропотно поставил требуемые закорючки.

– Теперь вот здесь вот попробуйте изобразить текст: «С моих слов записано верно, мною прочитано»… подпись.

– Не буду! – неожиданно заартачился любимец муз. Скрестив на груди руки, он тряханул нечесаными космами и, потеряв равновесие, чуть было не рухнул со стула.

В этот момент он казался себе, очевидно, одновременно Гумилевым и Мандельштамом в чекистских застенках.

– Водки заказать? – Это был, конечно, прием некорректный, но церемониться времени не оставалось. И так предстоял дома легкий скандальчик…

– Пожалуй, – решил снизойти собеседник.

– Мы же друзья?

– Допустим…

– Меня с работы погонят. – Пора пришла бить на жалость.

Поэт как раз находился в миноре:

– Давай сюда! – Под диктовку оперативника он изобразил на странице нечто, отдаленно напоминающее предписанную УПК фразу. Почерк загнал бы в могилу любого графолога, но для стандартного милицейского глухаря годился. – Доволен?

– Спасибо! Вы очень человечный человек…

– Я знаю, – кивнул гражданин Реймер. – Наливай!

Виноградову очень хотелось послать собеседника в вытрезвитель, но врожденное воспитание не позволяло обидеть даже животных.

– Саша! Пожалуйста, последнюю господину Пушкину…

Домой Владимир Александрович добрался, когда дети уже укладывались спать.

– Привет! Разогреешь?

– Конечно. – Жена привычно направилась на кухню. Морщась от источаемого супругом перегара, поинтересовалась:

– Много выиграл?

– Мы сегодня вообще не играли. Не срослось.

– А чего же задержался? – Татьяна считала, что двух отдушин – преферанса и охоты – для мужчины достаточно. Остальное время он должен проводить на работе или дома.

– Служба… дни и ночи!

– Да? Странно. В седьмом часу начальник твой звонил, Филимонов. Просил связаться, как придешь.

– Ну, я ведь не все время в кабинете. – Это уже походило на попытку оправдаться, тем более обидную, что оправдываться не в чем. – С таким типом пришлось общаться…

Но супруга уже не слышала, громыхая посудой и ящиками стола. Виноградов снял обувь, прошел к аппарату и по памяти соединился с начальником отделения:

– Алле, Александр Олегович? Это я. Звонили?

– Звонил. – Филимонов сегодня дежурил от руководства, и Владимир Александрович представил себе прокуренный кабинет, темноту за окном, ключ, торчащий из дверцы сейфа… – Завтра в девять у меня, с делом по убийству инженера. Все чтоб подшил, подчистил! Напихай чего-нибудь для объема.

– Отсылаем, что ли, куда-то? – Конечно, мала вероятность, но в принципе случалось, что главк забирал себе уголовное дело с «земли» – когда близилось громкое раскрытие или чьи-то богатые родственники надавливали на генерала, думая, что сыщики с Литейного круче своих районных коллег.

Проверок вроде никаких не намечалось, да и сроки пока не нарушены…

– Напишешь справку, обобщающую, – проигнорировав вопрос, дополнил задачу Филимонов. – И расскажешь мне на словах что и как.

– Как прикажете! – продемонстрировал сдержанную обиду Владимир Александрович. Исходя из состояния дела он мог себе это позволить.

– Ладно… Не заводись. Костолевского знаешь?

– Кто такой?

– «Старший брат»… раньше в «четверке» работал, на транспорте.

– Фамилия знакомая… – В последнее время Виноградов уже как-то и подзабыл о существовании структур, ведавших государственной безопасностью. Слава Богу, интересы его давно уже не пересекались с интересами соответствующих служб, и нельзя сказать, что это огорчало.

– Он сейчас у нас в районе. Курирует то, что осталось от оборонки… и очень хочет познакомиться с материалами по Прохорову.

– Шпионские страсти?

– Не знаю. Но завтра в половине десятого мы с тобой должны быть у шефа – они с этим Костолевским так договорились. Имеешь возражения? Нет? Будь здоров!

– До свидания. Спокойного дежурства…

– Послушай, ты вообще что-нибудь в электронике понимаешь?

– Смутно! – не стал набивать себе цену Виноградов. По существу, слово «электроника» вызвало у него в первую очередь ассоциации с детским телевизионным фильмом и с резиновыми изделиями контрацептивного назначения, которые этой электроникой проверялись. Если, конечно, верить надписи на упаковке.

– Оно и заметно…

Костолевский оказался вполне приличным парнем года на три моложе Владимира Александровича. Раньше они не встречались, но сразу же вспомнили общих знакомых – тот уволился в коммерцию, этот сидит, еще один в Городском собрании, депутатом, – и ледок взаимной профессиональной настороженности был сломан.