Станислас-Андре Стееман - Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака

Она дала отбой. Сиберг бросил дьявольскую трубку на адский рычаг, вырвал из машинки страницу 205, на которой, с удобством устроившись на тончайших листах бумаги, вдобавок проложенных копиркой, треклятый Афанасий ожидал в экстазе, скомкал ее и швырнул в корзину для бумаг, тут же опрокинул корзину, потом разодрал записную книжку, сломал шариковую ручку, распотрошил фломастер, раздавил вечное перо, разодрал свой бювар, истоптал свой коврик, бухнул кулаком в стол, изорвал свой «Малый Ларусс» в мелкие клочки и рассеял их по ветру [26] «Сею по ветру (знания)» — девиз издательства «Ларусс», помещаемый на переплетах энциклопедий и словарей. , и наконец осыпал ударами бока пишущей машинки, которая, потеряв терпение, тотчас отказала, даже не подумав подать, как это предусмотрено трудовым законодательством, заблаговременного письменного предупреждения.

Запыхавшийся, с разламывающейся от ненависти к Гадюке и от денежных забот головой, он не услыхал стука в дверь и не пригласил войти, вследствие чего с газетой под мышкой вошла Жоржетта.

— Смотри-ка! — удивилась она, — у вас был сквозняк?

Она положила газету на письменный стол посреди обломков ручек и клочков «Лapycca».

— Вот газета, — объяснила она, указывая на газету. — Я так и попросила: любую. И мне ее дали.

— Спасибо, — отозвался Сиберг, усиленно думая: «Где взять денег?»

— Так я могу убирать в кабинете?

— А? Нет!

Деньги… деньги…

— А уборка бы тут не помешала! — заметила Жоржетта, обозревая поле битвы. — Вы не читаете газету?

— А? Нет!

Деньги… деньги…

— Тогда, может, я ее почитаю — мне все равно нечего делать.

— А? Да!

Деньги… деньги…

Жоржетта пренебрегла всевозможными геноцидами, массовой резней, должностными преступлениями, заговорами, государственными переворотами и покушениями, которыми полнились дипломатические страницы этого издания, а сразу погрузилась в хронику происшествий.

Тем временем Сиберг суммировал: содержание Гадюки номер три, платежи, связанные с приобретением квартиры и современной обстановки, не говоря уже о ежегодных отчислениях в Фонд Дополнительной Пенсии для Религиозных Авторов (ФДПРА), в Социально-Страховой Фонд Писателей, Перешедших в Католичество (ССФППК), в Фонд Медицинского Обеспечения Не Получающих Жалованья Болландистов (ФМОНПЖБ), в Фонд Обеспечения Старости Независимых Агиографов Парижского Региона (ФОСНАПР), и сравнивал результат с авансом, который ему уже согласилось выдать под Афанасия издательство Блюмштейна.

— Смотри-ка! Вот это интересно!

Это восклицание Жоржетты вывело Сиберга из приходно-расходных размышлений.

— А? Что? Что там интересного?

Жоржетта помахала газетой:

— Да вот этот снимок! Они говорят, это фото мужчины, который исчез!

— Действительно, очень интересно!

Деньги, деньги!

— Но я же видела этого мужчину! — возбужденно продолжала Жоржетта.

— Тем лучше для вас, — с отсутствующим видом проронил Сиберг. Про себя он обращался к Афанасию со спешной и горячей молитвой:

«Возможно, я был с вами резковат, но вы не были бы святым, если б не умели прощать! В этом деле мамочка рискует жизнью, бедняжка, а я — писательской карьерой!..»

— Смотри-ка! Вот это интересно!

Досадуя, что его перебили в столь возвышенном общении, — он прокричал:

— Ну, что там еще?

— В заметке пишут, что этот мужчина пропал в субботу утром! А я как раз и видела его в субботу утром! У того господина, к которому прихожу убирать по субботам: господина Летуара!..

«На мамочку вам, возможно, наплевать, — возобновил Сиберг свое обращение к Афанасию, — но если рухнет вся моя карьера, то не увидит света и ваше жизнеописание! Так что…»

— Смотри-ка! Вот это интересно!

— О-ля-ля! — в отчаянии воскликнул Сиберг.

Жоржетта истолковала этот возглас как приглашение поделиться подробностями:

— А в статье-то про господина Летуара даже не упоминают! Тут пишут, что никто, дескать, не видел того, другого господина с тех пор, как он вышел из дому…

— Выходит, вы видели не его, вот и все!

«…Так что из сострадания и в своих же собственных интересах, святейший Афанасий, помогите мне! Сделайте так, чтобы я нашел деньги!»

— Да нет же, это был точно он! Я прекрасно помню! Даже то, что, когда он пришел к господину Летуару, у него был очень недовольный вид, — я еще подумала, что добром промеж них дело не кончится!

— Добром не кончится? — навострил уши Сиберг.

— Ну, это просто так говорится. Самой убедиться в том, права я была или нет, мне не пришлось: господин Летуар сразу же услал меня за покупками. А когда я вернулась, тот господин уже ушел. Забыв свою шляпу!

— Смотри-ка! — воскликнул Сиберг. — Это интересно! И он не спохватился? Не вернулся за ней?

Жоржетта, прыснув, помотала головой:

— Вот же разиня, а? Когда я сказала про шляпу господину Летуару, он с досады едва лопату не выронил.

Сиберг замер на стуле:

— Лопату? Какую лопату?

— Ту, что была у него в руках, а то еще какую?

— И что же он делал с этой лопатой?

— Сажал у себя в саду картошку.

— Вы хотите сказать, что он лопатой сажал картошку?

— Да ничего я не хочу сказать — это он сказал мне, что посадил картошку! Он как раз заканчивал засыпать яму.

— Яму, — повторил Сиберг. — Какого размера?

— Нормального.

— Что значит — нормального? Длинную? Широкую? Припомните!

— Ну, длиной и шириной как… э-э… в рост нормального человека, вот! Этот господин Летуар живет один, вот я и подумала, что он посадил картошку на одного человека!

— Ну конечно! — пробормотал Сиберг.

— Но я все равно удивилась — ведь я впервые видела, чтобы он занимался огородничеством.

— Так значит, когда вы показали ему на шляпу, забытую гостем, он выглядел раздосадованным?

— Не то слово! Да еще наказал никому об этом госте не рассказывать. Как будто это в моих привычках — трепаться направо и налево о том, что творится у людей дома! Не-ет, мой девиз — «Держи язык за зубами!»

— Как вы правы, Жоржетта! — с жаром подхватил Сиберг. — «Слово, хранимое в себе, — твой раб, слово же высказанное — твой властелин», — говорил один китайский мудрец…

— Ах, эти китайцы! — всплеснула руками Жоржетта. — Я читала, что через десять лет их будет чертовски много!

— Тем более следует продолжать обо всем этом помалкивать!

— Я так и собираюсь!

— Ни слова! Никому! Раз уж этот господин… этот господин, как бишь его?

— Летуар.

— Раз уж этот господин Летуар… который живет… э-э… где, вы говорите?

— В Сен-Клу, дом двадцать девять по улице Бориса Виана.

— Раз уж этот господин Летуар, — повторил Сиберг, лихорадочно записывая что-то обломком шариковой ручки на обрывке бумаги, — который живет в Сен-Клу, в доме двадцать девять по улице Бориса Виана, попросил вас молчать, то у него на это, видимо, были свои причины.