Эд Макбейн - Убийство в запертой комнате

— Зачем, по-вашему, он решил это сделать? — спросила она наконец.

— Не знаю, миссис Скотт, — сказал Карелла. — А где ваш муж?

— Дэвид у себя. Для него это тяжкий удар.

— А где его братья?

— Где-то тут. Дом у нас большой. Старик построил его для своей невесты. Дом обошелся ему в семьдесят пять тысяч, причем это было в конце прошлого века, когда доллар стоил куда дороже, чем теперь. Вы видели комнату для новобрачных наверху?

— Нет.

— Она роскошна. Дубовые панели, мрамор, в ванной золотые краны. И удивительные окна, из которых открывается прекрасный вид на реку. В нашем городе таких особняков раз-два и обчелся.

— Пожалуй, — согласился Карелла.

Кристина Скотт закинула ногу на ногу, и Карелла не оставил это без внимания. Неплохие ножки, промелькнуло у него в голове. Такие типичные для Америки. Стройные, прямые, ни намека на рахит. Полные икры, тонкие лодыжки. Туфли — пятьдесят семь с половиной долларов пара. Неужели ее муж укокошил старика?

— Не желаете ли выпить, детектив Карелла? Или у вас это запрещается?

— Во всяком случае, не одобряется, — ответил Карелла с улыбкой.

— Но изредка все-таки разрешается?

— Разве что изредка.

— Я позвоню Роджеру.

— Не стоит беспокоиться, миссис Скотт. Я хотел задать вам несколько вопросов.

Это, по-видимому, ее удивило. Она чуть вскинула брови, и тут Карелла заметил, что брови у нее черные. Он подумал, не крашеные ли у нее волосы, и решил, что, наверное, крашеные, потому что сочетание пепельных волос и черных бровей вряд ли можно считать естественным. Фальшивка, подумал он, эта самая миссис Кристина Скотт из английской пьесы.

— Что же вас интересует? — спросила она.

— То, что произошло вчера.

— Вчера?

— Да. Расскажите мне.

— Я пошла прогуляться, — сказала Кристина. — Люблю гулять у реки. Отличная погода, тепло, удивительные краски.

— И что же дальше?

— Я увидела, как из дома выбежал Марк и понесся в гараж. По выражению его лица я сразу поняла — что-то стряслось. Я тоже побежала к гаражу и у дверей столкнулась с Марком. В руках у него был ломик. Я спросила у Марка, что случилось.

— И что он ответил?

— Он сказал: «Отец заперся у себя в берлоге и не отвечает. Мы хотим выломать дверь». Вот и все.

— А что потом?

— Он побежал в дом, я за ним. Дэвид и Алан были наверху, у двери в отцовский кабинет. Он любил проводить там время, хотя внизу у него была большая и очень красивая комната.

— И часто он там бывал?

— Да. Это было его, так сказать, убежище. Там он держал свои любимые книги, пластинки. Да, самое настоящее убежище…

— Он имел обыкновение запирать дверь?

— Да.

— Он всегда запирался, когда бывал там?

— Насколько мне известно, всегда. Я много раз поднималась звать его обедать или еще зачем-нибудь, и дверь обычно была на запоре.

— Что произошло, когда вы поднялись наверх вместе сМарком?

— Алан сказал, что они пытались открыть дверь. Но поскольку она заперта изнутри, решили взломать ее.

— Алан был взволнован?

— Еще бы. Они стучали в дверь, кричали, шумели, но старик не отвечал. А вы бы не заволновались?

— Я? Конечно, конечно… Что потом?

— Они вставили ломик в щель между дверью и косяком и сорвали запор.

— И дальше?

— Марк попытался открыть дверь, но у него ничего не вышло. Тогда они потянули дверь изо всех сил на себя и… и увидели…

— Увидели, что старик повесился?

— Да. — Кристина вдруг перешла на шепот. — Да, именно так.

— Кто заметил это первым?

— Я. Просто я стояла чуть позади, когда они пытались открыть дверь, и в проеме… увидела фигуру, висевшую на веревке. Я поняла, что это отец, и закричала.

— Кто заметил после вас?

— Алан. Он вынул из кармана нож, просунул его в проем и перерезал веревку.

— После этого дверь открылась без помех?

— Да.

— Что потом?

— Они позвали Роджера и попросили его позвонить в полицию.

— Кто-то из вас трогал что-нибудь в комнате?

— Нет. Даже к отцу никто не прикоснулся.

— Вы хотите сказать, что никто не подошел к вашему тестю?

— Не совсем так. Они подошли, но никто из них до него не дотрагивался. Они сразу поняли, что он мертв. Дэвид решил, что его нельзя трогать.

— Почему?

— Потому что он умер.

— И что из этого?

— Он… Наверное, Дэвид понял, что приедет полиция и лучше будет ничего не трогать.

— И он сразу же решил, что его отец покончил с собой, так?

— Наверное… Пожалуй.

— Зачем же тогда он предупредил, чтобы никто не прикасался к покойнику?

— Понятия не имею, — сухо ответила Кристина.

Карелла откашлялся.

— Как вы считаете, миссис Скотт, сколько мог стоить ваш тесть?

— Что вы имеете в виду?

— Его собственность. Капиталы.

— Понятия не имею.

— Хотя бы ваши предположения, миссис Скотт, пусть в самых общих чертах. Вы, надеюсь, знали, что он человек весьма состоятельный?

— Разумеется.

— Но насколько именно, не подозревали?

— Нет.

— Известно ли вам, что ваш тесть оставил семьсот пятьдесят тысяч, которые должны быть поделены поровну между его сыновьями? Я не говорю о его фирме и прочих помещениях капитала. Об этом вы знали?

— Нет, я не… — Кристина вдруг осеклась. — На что вы намекаете, детектив Карелла?

— Намекаю? Я просто констатирую факт существования наследства. По-вашему, из этого что-то следует?

— Нет.

— Вы уверены?

— Черт побери, конечно, кое-что из этого следует. Скажем, кто-то мог умышленно… Вы ведь это имели в виду?

— Выводы делаете вы, миссис Скотт, не я.

— Идите к черту, мистер Карелла, — сказала Кристина Скотт.

Карелла неопределенно хмыкнул.

— Но вы совсем забыли об одной маленькой детали, — продолжала миссис Скотт.

— О какой же?

— Моего тестя обнаружили мертвым в комнате без окон, а дверь была заперта изнутри. Если так, вы должны согласиться, что ваши предположения…

— Ваши предположения, миссис Скотт.

— …разбиваются о непреложные факты. Или детективы всегда и во всем ищут грязь? Неужели к этому и сводится ваша работа, мистер Карелла, — непременно всех очернить?

— Моя работа — блюсти закон. И расследовать преступления.

— Но преступления не было. И закон никто не нарушал.

— Самоубийство — тоже своего рода преступление. Преступление против общества.

— Значит, вы признаете, что это самоубийство?

— Во всяком случае, что-то очень похожее. Однако мне известно немало случаев, когда самые, казалось бы, стопроцентные самоубийства на поверку оказывались грязными убийствами. Разве вы не хотите, чтобы я во всем как следует разобрался?

— Как вам будет угодно, лишь бы вы не заходили слишком далеко в своих предположениях. Надеюсь, вы хорошо запомнили то, что я вам сказала?

— Что именно?