Луис Гарсиа-Роза - Юго-западный ветер

— Больной в каком смысле?

— Просто больной. Парень в тридцать лет живет с мамочкой, разве это нормально?

— Ну, это не означает, что он будет швырять девушек под колеса поезда.

— Да плевать мне на других девушек, если бы это не была Ольга!

— Может быть, нам следует встретиться и поговорить на эту тему?

— Отлично!

Часом позже Ирэн шла через бар «Лагоа», направляясь в укромный зальчик, где было меньше народу и где ее ждал Эспиноза. Он встал и поприветствовал ее. Эспиноза подумал, что хотя Ирэн явно переживала по поводу смерти подруги и была одета очень просто, но выглядела она все равно потрясающе. Они обменялись рукопожатием. В отличие от предыдущей встречи в участке, когда она была в легкомысленном настроении и пыталась флиртовать, сейчас девушка, казалось, чувствовала себя неловко и держалась настороженно.

— Думаю, вам не раз говорили, что вы совсем не похожи на комиссара полиции?

— Да, бывало, а я всегда в таких случаях спрашивал, как, по их мнению, должен выглядеть комиссар.

— Ну, есть стереотипное представление, которое, конечно, страдает преувеличением, но вы под него не подходите.

— Спасибо, считаю это комплиментом.

— Пожалуйста.

Они сидели за столиком в той части ресторана, что была надежно укрыта как от шума, так и от навязчивых официантов. Они поговорили о работе, о ежедневных полицейских обязанностях, об опасностях этой профессии, пока Эспиноза не почувствовал, что пора переходить к тому делу, ради которого они сюда и пришли и которое интересовало их обоих.

— Почему вы так уверены, что Ольгу столкнули?

— Мы с ней были подругами. У нее не было от меня секретов, я хорошо ее знаю. Она сильная и ловкая. И никогда не свалилась бы с платформы, даже несмотря на час пик. К тому же народ начинает давить только в тот момент, когда поезд уже останавливается, а не тогда, когда он едва появился из туннеля. Ольга же упала как раз тот момент, когда поезд только появился, но еще не затормозил.

— Это говорит в пользу версии о самоубийстве.

— Нет, это говорит об убийстве.

— Ну, ладно. Версия о несчастном случае выглядит довольно шатко, с этим я согласен. Она стояла у края платформы, когда поезд еще не затормозил. Если кто-то толкнул ее плечом, она могла бы покачнуться и упасть на рельсы. В принципе это возможно. Что не означает, будто бы это в действительности произошло. Но я не понимаю, почему это должен был быть Габриэл. Они ведь вместе работали, дружили, встречались. Они нравились друг другу, и именно потому он обратился к ней, когда нуждался в поддержке. Тогда зачем ему ее убивать? Это кажется бессмысленным.

— Болезнь никогда не имеет смысла.

— Но он не болен!

— В самом деле? Человек, который просит полицейского расследовать убийство, которое еще не совершено, и указывает в качестве будущего убийцы самого себя, — это, по-вашему, не больной?

— Он, конечно, странный парень, но не сумасшедший.

— Странный — это просто приличное название для сумасшедшего. И когда такой странный парень толкает кого-то под поезд, то он превращается в натурального психа и его место в психиатрической клинике!

— Мы пока что мало знаем об этом инциденте. Мы не знаем, где Габриэл был в то время, когда произошло несчастье. Он мог идти из дома или ехать по другой ветке метро, за много миль от того места, где умерла Ольга…

— Или мог выйти из дома пораньше, поехать на поезде в противоположную сторону до «Праса Саенс Пенья», где, как ему было известно, она садится на поезд, и в то мгновение, когда нужный ей поезд подъезжал к станции, подкрасться сзади и слегка ее подтолкнуть. А потом в общей суматохе выйти наверх, спокойно доехать на такси до Катете, сесть в метро, как обычно, и поехать на работу.

— Это весьма занимательная история, но в ней имеются нестыковки. Во-первых, если бы он вообще собирался убить Ольгу, то она держалась бы от края платформы как можно дальше. Во-вторых, она его хорошо знала, так что ему трудно было бы подкрасться незамеченным.

— Он мог сделать несколько попыток. Мог, к примеру, притвориться, что он встречает ее, чтобы проводить до работы. Очень романтично! И это облегчило бы ему возможность подвести ее к краю платформы.

— Так, чтобы никто этого не заметил?

— Вы что? Никогда не ездили в метро в час пик?

— Ну, хорошо, допустим, что он действовал хладнокровно и намеренно, в чем я сомневаюсь, но все равно остается еще вопрос о мотиве.

— Я уже сказала — он псих.

— Интересно, что будут думать о полицейском, если он все непонятные происшествия будет приписывать маньякам, которые вдруг оказываются в нужное время в нужном месте?

— От вас не требуется думать так все время. Речь идет лишь об этом случае.

— Когда вы видели свою подругу последний раз?

— Мы с ней обедали вместе на прошлой неделе.

— А по телефону?

— Один раз созванивались.

— И как она вам показалась?

— В прекрасном настроении, если вы об этом. Но даже если бы у нее было и дурное настроение, это ничего не значит. Человек, который всегда был нормальным, здоровым, счастливым, успешным в профессиональном смысле, такой человек не бросится ни с того ни сего под поезд.

— Не все самоубийцы ведут себя столь открыто. Большинство из них ведут нормальный образ жизни, скрывая свою депрессию.

— Но это не тот случай. Ольга не была ни в какой депрессии.

— Согласен, что в том, что касается вашей подруги, вам лучше знать, могла ли она покончить с собой. Но ведь Габриэла вы практически не знали, видели лишь один раз, так что не можете судить о нем. И кстати, когда вы с ним виделись, он был в непривычной для него обстановке и тем не менее держался прекрасно, вполне контролировал себя и ситуацию. Вы не можете просто так обвинить его, здесь нужны доказательства.

— Но та история, о которой он…

— Та история, о которой он говорил, вовсе не характеризует его как сумасшедшего. Множество людей верят в ясновидящих, гадалок и экстрасенсов. Вот вспомните собственных знакомых, которые обращаются к астрологам, гадателям на картах Таро, к сенсам. И что, вы считаете их всех сумасшедшими?

— Надеюсь, вы правы. Умерла моя лучшая подруга, и хотя, конечно, мне немного легче думать, что ее убил какой-то сумасшедший, а не кто-то, кого она знала и кому доверяла, но все это не вернет ее назад. Я только хочу сказать одну вещь: это предсказание о том, что Габриэл кого-то убьет, в нем ведь не сказано, кто будет жертвой, мужчина или женщина.

— Вы уже ужинали?

— Что?

— Я интересуюсь, будете ли вы ужинать?

— Извините, но я пришла сюда не есть. Разве что какой-нибудь сандвич с пивом.

Он заказал два сандвича и два пива.

— Вы родились в Рио?

— Это что, такой хитрый способ спросить, живу ли я в Рио?