Матти Йоэнсуу - Харьюнпяа и кровная месть

По рации почти без перерыва поступали сообщения:

— …принял и докладывает, что Миккольское шоссе перекрыто.

— Со стороны Рябиновки кто-нибудь есть?.. Полицейское управление спрашивает, есть ли кто со стороны Рябиновки?

— Три-пять-два находится на Кладбищенском холме…

— Надо перекрыть пешеходную улицу Военного управления с западной стороны Рябиновки.

— Понятно…

— Шесть-один! Вызываем шесть-один!..

— На шоссе Церковного настоятеля путь перекрыт. Управление, слышите меня?

— Черт побери! — воскликнул Кеттунен. — Окружают весь район!

— Верно, — буркнул Харьюнпяа, и рот у него точно одеревенел. — Только успеют ли охватить достаточно широко?

Беспокойство Харьюнпяа нарастало, по опыту он знал, что направление к месту преступления слишком большого количества групп часто не приводит к добру — вполне может произойти так, что по-настоящему руководить действиями никто не будет: одни приказы прозвучат по нескольку раз, а другие — самые нужные — ни разу.

По Шишечной улице все три машины — «лада», «сааб» и микроавтобус — ехали друг за другом. В окнах домов черными силуэтами, словно вырезанными из картона, появлялись люди. На улицах останавливались любопытные, а ребятишки стайками бежали в сторону Малого порога.

— Вон они! — крикнул вдруг Кеттунен, согнулся, точно в него чем-то попало, и затормозил — машина со скрежетом ткнулась в край тротуара, и Харьюнпяа так стукнулся о щиток, что охнул.

— Один из убийц вон там, во дворе, — бросил Кеттунен.

Пистолет был у него уже в одной руке, другой он пытался открыть дверцу.

Харьюнпяа схватил его за рукав.

— Где, черт побери?

— За той зеленой оградой целая компания, я еще издали их заметил… Позади всех — черноволосый парень, цыган. Когда «лада» подошла, он опустился на корточки и спрятался за другими… При виде «сааба» — тоже, потом опять встал… а когда мы подъехали, он снова спрятался…

Кеттунен говорил быстро, рывками, время от времени касаясь дула пистолета.

— Погоди-ка…

— Нет! Пошли! — крикнул Кеттунен и вырвал руку, за которую его удерживал Харьюнпяа. — Сейчас же захватим убийц. Не позволим им потешаться, что ищейки проехали мимо…

— По-моему, умнее…

Кеттунен не стал слушать. Он распахнул дверцу и выскочил из машины. Харьюнпяа схватил микрофон:

— Управление! Управление! Слышите Калле-Юсси-единичку?

Его голос утонул в других голосах, не дошел по назначению: ему не ответили.

Кеттунен, пригнувшись, уже крался по улице. Харьюнпяа бросил микрофон, схватил свое оружие и распахнул дверцу — он не мог позволить Кеттунену идти одному. В голове у него мелькнуло, что на заднем сиденье лежат бронежилеты — но теперь их поздно доставать и напяливать, Кеттунен уже притаился у живой изгороди. Харьюнпяа направился следом за ним. В голове его вертелась мысль, что они поступают так, как ни в коем случае не следует поступать: у беглецов есть оружие, они опасны — и они с Кеттуненом выбрали самый верный путь, чтобы увековечить свои имена на белой мраморной доске полицейского училища.

— Кеттунен!

— Они там, вон как гогочут… Не дадим им опомниться, самое лучшее — захватить врасплох… Я заскочу вон в те открытые ворота, а ты подстрахуешь…

Из-за кустов виднелся свет и доносились голоса, слов было не разобрать. Кто-то смеялся. Что-то с досадой сказал мужской голос. Любопытные на улице уставились на полицейских, но, чуя опасность, держались поодаль. Сирен «лады» и «сааба» больше не было слышно.

— Там и женщины есть, — шепнул Харьюнпяа; сердце у него дробно стучало, он чуял, недоброе, подозревал какую-то ошибку.

— Как не быть женщинам, если убийца тут и живет. У цыган всегда хорошие дома. Тимо, пошли!

Кеттунен шагнул вперед, повернулся и оказался в воротах. Вот он уже стоит, расставив ноги, чуть согнув колени и вытянув вперед руку, крепко сжимает оружие.

— Не двигаться! — крикнул он. — Всем — ни с места!

Харьюнпяа вышел из-за его спины, шагнул мимо него, оказался на лужайке и увидел: наружная дверь дома открыта, дверь из прихожей в комнату — тоже, там в одиночестве работает телевизор. Во дворе стоят: мужчина средних лет, женщина без чулок, в домашнем халате и девушка лет двадцати с парнем — эти влюбленно обнялись. Кроме них — мальчик с круглыми от испуга глазами. Все — светлокожие. Они как раз собирались подойти поближе к живой изгороди, чтобы разглядеть микроавтобус, который стоял с раскрытыми дверцами, бросая синие лучи на столбы и стены.

— Господи помилуй!

— Что?.. Кто?

— Не волнуйтесь! — крикнул Харьюнпяа. — Криминальная полиция.

— Кто прятался от полицейских машин? — строго спросил Кеттунен, все еще не догадываясь опустить пистолет. — Кто это был?

— Что я тебе говорила, Яни…

Мальчик вышел вперед, вернее, его вытолкнули. Волосы у него были темные, при свете уличных фонарей почти черные. С трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься, он едва выговорил:

— Я играл…

— Верно. Яни просто валял дурака. Мы сидели у телевизора, когда услышали сирены. Из любопытства вышли поглядеть — столько машин, одна за другой… Честное слово, Яни ничего не сделал.

— О’кей! — сказал Харьюнпяа и повернулся. Его ожгла досада, словно оса ужалила. Он побежал к машине, услышав еще, как Кеттунен читает наставления:

— …чтоб это было в последний раз… нашел время играть… рядом целую кучу людей пристрелили…

Вокруг микроавтобуса стояли люди, кое-кто из молодежи протиснулся вперед.

— Кого-нибудь пристрелили?

— А что вы там делали? Остальные уже уехали. В кустики приспичило?

Харьюнпяа влез в машину и захлопнул дверцу. Потом подошел Кеттунен, потный и задыхающийся, сел, ни слова не говоря, за баранку и дал газ. Сирену он больше не включал. Прошло некоторое время, прежде чем он нашел в себе силы выругаться:

— Идиоты! Будто у нас других дел нет, еще и за этими щенками следить…

— Н-да…

— Что «н-да»? Нечего зубы скалить, подозревать — наш служебный долг… И, между прочим, я читал в одной газете, что страх высоты — вовсе не страх. Это болезнь честолюбцев, которые стремятся к тому, на что не способны… За славой гонятся.

— Оставь.

— Иди ты на фиг!

Они проехали мимо полицейского мотоцикла, стоящего на Малопорожском шоссе, поднялись на вершину холма и помчались вниз — асфальт кончился, и в дно машины застучал гравий. Справа мелькнули пляж и река. Потом они очутились в лесу, за городом. По обе стороны песчаной дороги, почти запрудив ее, стояли машины. Какие-то люди бежали в ту сторону, куда ехали полицейские, другие — им навстречу, кто-то махал рукой, чтобы они проезжали; на камне сидела девушка в белом платье, мужчина пил из бутылки; наконец за деревьями показалось светлое строение. Вокруг него стояли полицейские машины и машины «Скорой помощи», слышался рев сирен, и казалось, что весь лес охвачен голубым пламенем.