Рут Ренделл - Заклание волков. Блаженны скудоумные

— Знаете, что, мистер Марголис, в таких случаях, как ваш, правила предписывают нам спрашивать родственников, где, по их мнению, может быть пропавший без вести человек. — Художник кивнул, не поворачивая головы. — Пожалуйста, сосредоточьтесь, сэр. Как вы думаете, где сейчас ваша сестра?

Инспектор поймал себя на том, что говорит все более суровым тоном, словно какой-нибудь директор школы. Быть может, он просто предубежден? Бэрден прибыл в коттедж «Под айвой», продолжая размышлять о статье в «Телеграф», служившей ему своего рода путеводителем, источником сведений о брате и сестре, сведений, получить которые от Марголиса он смог бы лишь ценой многочасовых усилий. Теперь же он, наконец, осознал, почему была написана эта статья и что представлял собой Руперт Марголис. Инспектор беседовал с гением или, если сделать скидку на журналистскую тягу к преувеличениям, с человеком, наделенным огромным дарованием. Марголис был совсем не похож на других людей. Что-то в его голове и кончиках пальцев делало этого парня иным, обосабливало его от ближних. Нечто такое, что, вероятно, будет до конца понято и оценено лишь спустя много лет после смерти живописца. Бэрден испытал чувство, очень похожее на благоговейный трепет, странное почтение, которое никак не вязалось с царившим вокруг беспорядком и с обликом этого бледнощекого битника, который, чего доброго, еще окажется Рембрандтом наших дней. Да и мог ли он, Бэрден, деревенский полицейский, судить, высмеивать или утверждать, что он — не мещанин и не обыватель?

Смягчив тон, Бэрден повторил свой вопрос:

— Как вы думаете, мистер Марголис, где она может быть?

— С каким-нибудь дружком. У нее их несколько десятков, — он повернулся, опаловые глаза его затуманились и уставились в пустоту. Интересно, доводилось ли Рембрандту вступать в соприкосновение с полицией тех времен? Должно быть, тогда гении встречались чаще, решил Бэрден, и люди знали, как с ними обращаться.

— Во всяком случае, я бы так подумал, кабы не записка, — добавил Марголис.

Бэрден вздрогнул. Неужели художник тоже получил анонимное письмо?

— Какая записка? В ней говорилось о вашей сестре?

— То-то и оно, что записки нет, хотя она должна быть. Понимаете, Анита часто пропадала. Она не тревожила меня, если я работал или спал, — Марголис провел пальцами по длинным растрепанным волосам. — А кроме сна и работы, у меня не так уж много занятий. Но сестра всегда оставляла на видном месте записку. Возле моей кровати или еще где. — Должно быть, он предался приятным воспоминаниям о предусмотрительности Аниты. — Обычно записка бывала пространной и обстоятельной: куда поехала, с кем, как убираться в доме, ну и… разные там мелкие поручения, понятно? — Марголис робко улыбнулся, но, когда зазвонил телефон, его улыбка сменилась кислой миной. — Это, небось, старый зануда Рассел Которн, — сказал художник. — Не дает мне покоя, требует, чтобы я сказал, где Анита.

Он оперся локтем о головку заплесневелого сыра и снял трубку.

— Нет ее дома. Не знаю, где она.

Глядя на Марголиса, Бэрден гадал, какие-такие мелкие поручения давала ему сестра. Похоже, даже такой пустяк, как телефонный разговор, превращал художника в законченного человеконенавистника.

— Да будет вам известно, что у меня тут полиция. Разумеется, я вам сообщу, если сестра приедет. Да, да, да. Что значит, увидимся? По мне, так лучше бы нам не видеться. Мы и не видимся никогда.

— Теперь увидитесь, мистер Марголис, — вкрадчиво проговорил Бэрден. — Сейчас мы с вами отправимся в гости к мистеру Которну.

Уэксфорд в задумчивости сравнивал два листка бумаги. Один — с надписью красной шариковой ручкой, и другой — новенький, девственно чистый. Фактура, цвет и водные знаки на обоих листах были одинаковые.

— Все-таки их продавали у Брэддона, сэр, — сказал сержант Мартин. Он был ревностным и исполнительным служакой, и с лица его никогда не сходила угрюмо-сосредоточенная мина. — Гровер продает только блокноты и альбомы для рисования. Брэддон заказывает такую бумагу и лондонского поставщика.

— То есть, она приходит по заказу?

— Да, сэр. К счастью, ее поставляют только одной покупательнице, миссис Аделине Харпер, проживающей на Уотерфорд-авеню в Стауэртоне.

Уэксфорд кивнул.

— Богатый квартал, — сказал он. — Большие старинные особняки.

— Соседи говорят, что сама миссис Харпер в отъезде, сэр. Отправилась на пасхальные каникулы. У нее нет слуг-мужчин. По понедельникам, средам и пятницам приходит домработница, вот и вся ее челядь.

— Могла ли эта домработница прислать нам письмо?

— Дома там большие, сэр, и стоят поодаль друг от друга. Уотерфорд-авеню не подведомствен горсовету, это не район многоэтажек, где все друг друга знают. Тамошний люд живет обособленно. Соседи хоть и видели, как приходит и уходит домработница, но никто не знает ее имени.

— Значит, ни нанимателю, ни соседям не ведома ее привычка прикарманивать дорогую писчую бумагу и другие мелочи?

— Соседям известно лишь, что она средних лет, броско одевается и рыжеволосая, — ответил Мартин, несколько смущенный тем, что добытые им сведения так скудны.

— Понедельник, среда, пятница… Полагаю, она приходит, когда хозяйки нет дома?

— И сегодня — пятница, сэр. Но дело в том, что домработница приходит по утрам, и, когда я туда заглянул, ее уже не было. «Только что прошла», — сказал мне один из соседей. Я пробежался до дороги, но женщина уже скрылась из виду.

Уэксфорд снова посмотрел на листы бумаги и на отчет из лаборатории. На анонимном письме не обнаружено никаких отпечатков пальцев. Духами оно не пахнет. Дешевую шариковую ручку, которой было нацарапано письмо, можно купить в любом писчебумажном магазине страны. Уэксфорд обладал богатым воображением, но даже он не мог представить себе цепь событий, приведших к появлению этого письма. Рыжеволосая домработница, у которой, наверное, и у самой рыльце в пушку, увидела или услышала нечто, заставившее ее написать в полицию. Переписка подобного рода наверняка в диковину женщине такого типа — женщине, которая не прочь стянуть, что плохо лежит. И тем не менее, она (или какой-то близкий ей человек) написала эту анонимку. Возможно, со страху. А то и по злобе.

— Может, мы имеем дело с шантажом? — пробормотал Уэксфорд.

— Не совсем понимаю вас, сэр.

— Мы привыкли считать, что шантаж всегда удается или, по крайней мере, в течение какого-то времени приносит плоды. Но представьте себе, что шантажист с самого начала потерпел неудачу. Допустим, наша рыжеволосая женщина решила подоить Джеффа Смита, а тот отказался давать молочко. Если она обладает мстительной натурой, то вполне могла осуществить свою угрозу.