Джеймс Берк - Пленники небес

Вода кипела и бурлила вокруг раскаленных двигателей, стремительно заливаясь внутрь сквозь пробоину в корпусе. В считанные секунды самолет ушел на глубину. Я не видел дверцу кабины, но продолжал ждать, что кто-нибудь выплывет на поверхность в спасательном жилете. Вместо этого появлялись лишь пузыри выходившего из кабины воздуха да мутная пленка масла и бензина постепенно затеняла солнечные блики, игравшие на тонущих крыльях.

Энни связалась по рации с береговой охраной. Я поднял якорь с илистого дна и бросил на палубу, лязгнула цепь. Затем я завел мотор, услышал, как закашляли выхлопные трубы, и пустил судно полным ходом к месту крушения. Ветер швырял мне в лицо холодные брызги пены. Все, что теперь было видно на месте падения самолета, — это золотистые блики, игравшие на расплывшемся сине-зеленом пятне бензина и смазки, что вытекли из пробитого топливного бака.

— Возьми руль, — сказал я.

Я увидел, что она задумалась.

— Мы не добавили кислорода в баллоны после прошлого раза, — сказала она.

— Там еще есть достаточно. В любом случае здесь не глубже двадцати пяти футов. Если они не увязли в иле, я смогу открыть дверцы.

— Дейв, тут глубже. Ты прекрасно это знаешь. Где-то тут проходит впадина.

Я достал из машинного отделения пару баллонов с кислородом и посмотрел на индикатор. Оба почти пусты. Затем разделся до плавок, прицепил водолазный пояс и надел один из баллонов, а второй привязал к руке. Потом принес лом.

— Пришвартуйся где-нибудь на расстоянии, чтобы тот, кто будет подниматься, не попал под лодку, — сказал я.

— Оставь второй баллон мне. Я с тобой. — Она вырубила двигатель, и судно закачалось на волнах. Загорелое лицо ее забрызгало водой, к влажному лбу липли пряди волос.

— Ты нужна здесь, детка, — сказал я, направляясь к борту.

— Иди ты к черту, Дейв, — услышал я сквозь грохот металлических баллонов, когда погружался в воду.

Дно Мексиканского залива — настоящий музей истории мореходства. За много лет погружений с маской или с аквалангом я навидался всякого. Мне попадались поросшие кораллами пушечные ядра с испанских кораблей, учебные торпеды ВМФ США, сплющенный корпус нацистской подлодки, затопленной в 1942-м, лодка наркоторговцев, которую они пустили на дно прежде, чем береговая охрана их схватила, и даже покореженная буровая вышка, на которой больше двадцати лет назад утонул мой отец. Она лежит на боку в мутной воде на глубине восьмидесяти футов, и в тот день, когда я спустился туда, где она лежала, ее стальные тросы с лязгом стучали по опорам, словно кто-то колотил молотком по острию огромной пилы.

Самолет лежал, перевернувшись, на краю впадины, его пропеллеры намертво засели в сером песке. Из его крыльев и окон поднимались мириады воздушных пузырьков. По мере того как я погружался глубже, вода становилась все холоднее, и я видел, как по корпусу самолета ползают крабы, снуют морские окуни и мелькают бесшумные тени скатов, поднимающих фонтанчики песка своими плавниками-крыльями.

Я подобрался к дверце кабины, снял с руки запасной баллон и посмотрел в окно. И увидел пилота; он плавал вниз головой, течение колыхало его светлые волосы, а зеленые глаза, походившие на стеклянные шарики, смотрели на меня невидящим взглядом. К соседнему креслу была пристегнута низкорослая, плотно сбитая женщина с длинными черными волосами, ее руки болтались у лица взад-вперед, словно пытаясь отогнать внезапное осознание неминуемой гибели. Мне и раньше приходилось видеть утопленников, на их лицах было застывшее выражение ужаса, как и на лицах погибших от разрыва снаряда, которых я видел во Вьетнаме. Мне оставалось лишь надеяться, что эти двое недолго мучились.

Я поднимал тучи донного песка и пытался хоть что-то разглядеть сквозь стекла задней дверцы в мутной зеленовато-желтой воде. Я распластался во весь рост, держась за ручку дверцы, и вновь прижался маской к стеклу. Мне удалось разглядеть крупного темнокожего мужчину в розовой рубахе, пузырившейся вокруг его тела, а рядом с ним — женщину, которая выскользнула из-под ремня безопасности. Она была такая же плотно сбитая, как и та, в кабине, с таким же скуластым, грубым лицом, подол ее цветастого платья обвился вокруг головы. Кислород в баллоне закончился — и тут же я с содроганием увидел, что в кабине есть кто-то живой.

Я смог различить маленькие босые ноги, ходившие взад-вперед, как ножницы, и вытянутый вперед, как у рыбки-гуппи, рот, погруженный в воздушный мешок на заднем сиденье кабины. Я отстегнул пустой баллон и рванул ручку двери, но она намертво застряла в иле. Я снова дернул дверь, приоткрыл ее на полдюйма, просунул туда лом и давил на него до тех пор, пока не почувствовал, что петля подалась и дверь со скрипом начала освобождаться из песка. Но мои легкие уже ныли от нехватки воздуха, и я стиснул зубы; ребра готовы были разорвать мою грудь изнутри.

Я уронил лом, подхватил запасной баллон, открыл створку и засунул в рот трубку. Внутрь стал поступать воздух, прохладный, как ветер ранней весной. Я сделал несколько глубоких вдохов, прочистил маску, захлопнул створку баллона и полез в кабину за девочкой.

Но на моем пути встало тело мужчины в розовой рубахе. Я рывком ослабил карабин его ремня безопасности, надеясь вытащить за рубаху. Должно быть, он сломал шею; голова его болталась, будто на цветочном стебле. Тут рубаха с треском порвалась, и я увидел над его правым соском красно-зеленую татуировку с изображением змеи; в моем мозгу подобно фотовспышке пронеслись воспоминания о Вьетнаме. Я схватил ремень, засунул ему под мышку и протолкнул его внутрь кабины. Тело мужчины, медленно описав дугу, опустилось между креслом пилота и передним пассажирским сиденьем; лицо с открытым ртом легло на колено пилоту, словно в шутовском поклоне.

Мне надо было как можно скорее достать девочку из кабины и поднять на поверхность. Я видел, как шевелится воздушный мешок, из которого она дышала, места было недостаточно, я не мог протиснуться к ней и объяснить, что надо делать. К тому же она была не старше пяти лет и вряд ли говорила по-английски. Я легко ухватил ее маленькое тело и замер, моля Бога, чтобы она догадалась, что я собираюсь делать, затем вытащил упирающуюся малышку из кабины.

Всего лишь на секунду я увидел ее лицо. Она уже захлебывалась, глотая воду открытым ртом, с расширенными от ужаса глазами. Течение колыхало короткие черные волосы, а на загорелых щеках появились бледные, бескровные пятна. Мне пришло в голову засунуть ей в рот кислородный шланг, но я вовремя сообразил, что для этого надо будет очистить его от воды, что представлялось невозможным, а без этого она задохнется задолго до того, как мы поднимемся на поверхность. Я отстегнул свой водолазный ремень, швырнул его в песок, обхватил тело девочки и рывком стал подниматься.