Пер Валё - Смеющийся полицейский

— Откуда это известно?

— Гюнвальду удалось увлечь служанку Форсбергов. Немку. Каждый понедельник вечером у нее выходной. Судя по календарику, который был у нее в сумочке, ночь с тринадцатого на четырнадцатое она провела у своего парня. Из того же источника нам известно, что фру Форсберг в тот вечер находилась на дамском приеме. Это означает, что Форсберг должен был оставаться дома, потому что они никогда не оставляют детей одних.

— Где она сейчас? Та служанка?

— Здесь. Мы продержим ее до утра.

— А что ты думаешь о его психическом состоянии? — спросил Колльберг.

— Вероятнее всего, оно очень плохое. Он близок к полному отчаянию.

— Я имею в виду, достаточно ли у нас обвинительного материала, чтобы арестовать его?

— Только не за убийство в автобусе. Это был бы неверный шаг. Но мы можем задержать его по подозрению в убийстве Терезы Камарао. У нас есть ключевой свидетель, что позволяет совершенно по-новому взглянуть на факты.

— Когда?

— Завтра утром.

— Где?

— У него в офисе. Как только он придет туда. Не стоит втягивать в это жену и детей. Особенно, если учесть, что он готов на все.

— Как?

— Как можно незаметнее. Без стрельбы и выламывания дверей.

Колльберг подумал, потом задал последний вопрос:

— Кто?

— Я и Меландер.

Блондинка, сидящая у коммутатора за мраморной стойкой, отложила в сторону пилочку для ногтей, когда Мартин Бек и Меландер вошли в приемную.

Офис Бьёрна Форсберга находился на шестом этаже на Кунгсгатан, недалеко от Стуреплан. Четвертый и пятый этажи тоже были заняты фирмой Форсберга. Часы показывали только пять минут десятого, а прибывшие знали, что директор обычно не появляется раньше половины десятого.

— Секретарша должна сейчас прийти, — сказала фрёкен. — Вы можете сесть и подождать.

В глубине комнаты вне поля зрения дежурной телефонистки вокруг столика со стеклянной столешницей стояло несколько кресел. Они повесили пальто и сели.

В приемную выходило шесть дверей без всяких табличек, одна из них была приоткрыта.

Мартин Бек встал, сначала заглянул в щель, потом исчез внутри. Меландер вынул из кармана трубку и кисет, набил трубку табаком, закурил. Мартин Бек вернулся. Они молча ждали. Иногда они слышали голос телефонистки и щелчки при переключении разговоров. Кроме этого, сюда доносился только слабый уличный шум. Мартин Бек листал прошлогодний номер журнала «Промышленность», Меландер сидел с полуприкрытыми глазами.

В десять минут десятого открылась входная дверь и вошла женщина в меховой шубе, высоких сапогах и с большой сумкой, висящей на плече.

Она кивнула телефонистке и быстрым шагом направилась к приоткрытой двери. Не замедляя шага, она бросила равнодушный взгляд на сидящих и захлопнула за собой дверь.

Еще через десять минут пришел Форсберг.

Одет он был так же как и вчера, двигался быстро и энергично. Он уже собирался повесить плащ, как вдруг заметил Бека и Меландера. На какую-то долю секунды он замер, но тут же овладел собой, повесил плащ и подошел к ним.

Мартин Бек и Меландер одновременно встали. Бьёрн Форсберг вопросительно приподнял брови, однако прежде чем он успел открыть рот, Мартин Бек протянул ему руку и представился:

— Комиссар Бек, а это ассистент Меландер. Мы хотели бы поговорить с вами.

Бьёрн Форсберг пожал им руки.

— Не вижу никаких препятствий, — сказал он. — Прошу вас, входите.

Он придержал дверь, когда они входили, и казался спокойным, даже веселым. Он кивнул секретарше и сказал:

— Добрый день, фрёкен Шёльд. Список дел на сегодня мы составим позже. Сейчас у меня должна состояться краткая беседа с этими господами.

Кабинет директора был большой, светлый, обставленный элегантной мебелью. Голубой ковер полностью закрывал пол, большой письменный стол сверкал пустой столешницей. На столике возле вращающегося кресла с обивкой из черной кожи находились два телефона, диктофон и специальный «директорский» телефон. На широком подоконнике стояли четыре фотографии в оловянных рамочках. Жена и трое детей. Между окнами — портрет масляными красками, изображающий, очевидно, тестя. Бар, столик для совещаний с графином воды и подносом со стаканами, диванчик с креслами, застекленный шкафчик с книгами и фарфоровыми безделушками, в стену аккуратно вмонтирован сейф.

Все это Мартин Бек успел заметить еще до того, как за ними закрылась дверь и Бьёрн Форсберг направился к своему письменному столу.

Остановившись за столом, Форсберг оперся левой рукой на столешницу, наклонился и сунул правую руку в открытый ящик. Когда он снова выпрямился, его пальцы сжимали рукоятку пистолета.

По-прежнему опираясь одной рукой на стол, другой он засунул в рот ствол пистолета. Его губы сжали сверкающую сталь. Глядя на Мартина Бека, он нажал на спусковой крючок. Взгляд его по-прежнему оставался веселым.

Это произошло так быстро, что Мартин Бек и Меландер успели пройти только половину пути от двери до письменного стола, когда Бьёрн Форсберг рухнул на сверкающую столешницу.

Пистолет был снят с предохранителя, спусковой крючок нажат, и раздался щелчок, как при ударе бойка по капсюлю, однако пуля, которая должна была пробить нёбо и выбросить почти весь мозг Форсберга через тыльную часть черепа, не вылетела из ствола. Она осталась в гильзе. Патрон вместе с пятью остальными патронами, которые находились в обойме, лежал в кармане Мартина Бека.

Мартин Бек вынул один патрон из обоймы, повертел его в пальцах и прочел надпись на шейке гильзы: «Металверкен, 38». Патроны были шведские, однако пистолет американский, «смит-энд-вессон 38 спешл», произведенный в Спрингфилде, штат Массачусетс.

Бьёрн Форсберг лежал, прижавшись лицом к столешнице, его тело сотрясала крупная дрожь. Через несколько секунд он сполз на пол и начал кричать.

— Надо бы вызвать скорую помощь, — сказал Меландер.

Рённу со своим магнитофоном снова пришлось дежурить в палате Каролинской больницы. Однако на этот раз не в хирургическом отделении, а в психиатрической клинике, и компанию ему составлял не ненавистный Улльхольм, а Гюнвальд Ларссон.

Бьёрна Форсберга лечили разными методами, ему делали успокоительные уколы, и занимающийся им врач-психиатр несколько часов не покидал палату. Больной по-прежнему повторял одно и то же:

— Почему вы не дали мне умереть?

Он повторил это уже много раз и сейчас снова сказал:

— Почему вы не дали мне умереть?

— Да, действительно, почему, — пробормотал Гюнвальд Ларссон и встретился со строгим взглядом врача.

Честно говоря, они не стали бы приезжать сюда, если бы врачи не заявили, что Форсберг действительно может умереть. Врачи говорили, что больной пережил необычайно сильный шок, что у него слабое сердце и расшатанная нервная система, а для полноты диагноза отмечали, что общее состояние здоровья неплохое. Естественно, если не принимать во внимание инфаркт, который в любую минуту может оборвать ему жизнь.