Виктор Пронин - Банда 2

— У нее были случаи больших выплат клиентам?

— Были.

— Угоны?

— Да.

— Бывала за рубежом?

— В прошлом году круиз по Средиземному морю. Большой белый корабль, артисты, фокусники, бизнесмены, конкурс красоты... Ну и так далее. Я бы не отказался.

— Даже с ней? — усмехнулся Пафнутьев.

— Особенно с ней.

— Уж не влюбился ли ты случаем?

— Если и дальше буду ее разрабатывать, то не исключено.

— Но денек-второй выдержишь?

— Постараюсь, Павел Николаевич. Хотя... Это будет нелегко.

— Надо же... Но в круиз вряд ли сможешь ее пригласить... Даже по Волге, не говоря уже о Средиземном море.

— Она пригласит, — усмехнулся оперативник.

— Ну-ну... Как она сама объясняет этот круиз? Даже по нынешним временам это... Из ряда вон.

— Поговаривают о каком-то благодетеле. То ли сама проболталась, в чем я сомневаюсь... Скорее всего сознательно назвала источник, чтобы не задавали лишних вопросов. Спонсор — и все тут. Женщина, говорит, я молодая, на здоровье не жалуюсь, а организм своего требует.

— Раскованная девушка, — пробормотал Пафнутьев.

— Да, это качество все отмечают. Но другие в страховых агентах и не задерживаются. Надо уметь и расколоть человека, и в доверие втереться, и убедить в собственной надежности.

— И для нашей работы подошла бы?

— Вполне, — не колеблясь ответил оперативник. — На ней висит что-то серьезное?

— Пока не знаю.

— Но не исключено?

— Да, так можно сказать... Послушай, Миша, уж коли она так тебе по душе пришлась... — Пафнутьев помолчал, преодолевая собственные сомнения. — Сделай полную фотографию ее рабочего дня. От того момента, когда вспыхнет свет у нее на кухне, до того момента, когда свет погаснет в спальне. Разумеется, она не должна об этом знать.

— Можно.

— Давай прямо завтра. Не откладывая.

— С удовольствием.

— И еще... Она ведь при каком-то районном управлении, верно?

— Наверняка.

— У них должна вестись картотека, ведь дело связано с выплатой больших денег.... Карточки на клиентов, карточки на агентов... Понимаешь? Потрудись, ладно? Кто ее клиенты, что застраховано... И это... Самое главное — списки выплат. Когда, за что, сколько... — Есть такая возможность?

— Я там кое-кого знаю, в этом управлении. Помогут.

— А кто там у тебя?

— Не помню, как ее зовут... Симпатичная такая...

— Все понятно, — усмехнулся Пафнутьев. — Не настаиваю. Пусть будет по-твоему. Возникнут неожиданности — звони.

— Не хотелось бы мне, чтобы она влипла, — сказал оперативник, поднимаясь. — Ох, не хотелось бы!

— Знаешь, Миша, мы ничего изменить не можем. Если влипла, то уже влипла. И, как я понял, ты этого не исключаешь?

— В том-то все и дело, Павел Николаевич. Уж больно рисковая девочка. И чует мое оперативное сердце — может пойти на серьезное. Может.

— Что я тебе, Миша, скажу, — Пафнутьев поднялся, проводил оперативника до двери. — Злобствовать не будем, от мстительности удержимся... Но дело свое сделаем. Чтобы было за что уважать себя, чтоб рисковым девочкам было за что нас любить.

— Красиво говорите, Павел Николаевич, — улыбнулся оперативник. — Прямо записать хочется.

— Валяй, дорогой! Записывай, — проворчал Пафнутьев.

Вика и Андрей несколько раз сталкивались в кабинете Пафнутьева — то ли везло им по молодости, то ли лукавый Пафнутьев подстраивал встречи. Как бы там ни было, встречались, все больше знакомились, но не возникало ничего трепетного между ними, не возникало. Андрей уже работал в прокуратуре водителем и бывал довольно замкнут. И по своему внутреннему состоянию, и по должности — водителю не положено быть слишком уж разговорчивым. А Вика, приходя в кабинет Пафнутьева, вольно или невольно все внимание уделяла хозяину кабинета. И Пафнутьев вынужден был откликаться на ее внимание, на блеск ее глаз и дерзкие слова — ведь к нему в кабинет пришла, его жизнью интересуется, в него шпильки свои невинные запускает.

Понимая двусмысленность происходящего, Пафнутьев частенько выходил из кабинета, оставляя их вдвоем, иногда задерживался и у Анцыферова, и у Дубовика, принимая участие в допросах, которыми мог и пренебречь. А возвращаясь, нередко заставал в кабинете одну Вику или одного Андрея. И, может быть, самое удивительное было то, что Пафнутьева это нисколько не огорчало. Он и сам этому удивлялся — делал все, чтобы ребята сошлись поближе, и ничуть не огорчался, когда видел, что этого не происходит.

Сложные процессы происходили в душе начальника следственного отдела и он не стремился расследовать собственные чувства, уклонялся. Знал Пафнутьев, прекрасно знал, что с ним происходит, но избегал называть вещи своими именами. Устраивая иногда неожиданные встречи Вики и Андрея, он этим словно снимал с себя какую-то вину, будущие обвинения, которые могут прозвучать из тех или иных уст. А куражливое, вызывающее поведение Вики облегчало эту задачу, позволяло говорить вещи важные, но в то же время не нагружать их угрюмой значительностью.

— Не любите вы меня, Павел Николаевич! Не жалеете! — горько восклицала Вика, уходя из кабинета.

— Что ты. Вика! — притворно ужасался Пафнутьев! — Как ты можешь так говорить! Люблю я тебя всей душой и всегда буду любить!

— Всегда? Может быть... Но это уже не Важно.

— А что же важно. Вика? — Пафнутьев ловил себя на том, что ему нравится как можно чаще произносить ее имя.

— Важно, что вы не любите меня именно сейчас! Сегодня! В эту минуту!

— Люди вокруг. Вика!

— Но меня эти же самые люди не смущают!

— А меня смущают, — краснел Пафнутьев, краснел и Вика это видела. И забавлялась. Не по испорченности, не по надменности характера, а скорее от беспомощности — она тоже не решалась перейти на отношения серьезные и ясные.

— Так вы стеснительный?

— Да, — Пафнутьев виновато разводил руки в стороны, по-дурацки кланялся, прося извинить его неуклюжесть и такую вот слабость — стеснительность.

— Придется вами заняться, — говорила Вика, протягивая узкую свою ладошку.

— Займись, Вика, буду тебе чрезвычайно благодарен.

— Больше некому?

— Видит Бог — некому!

— Это наводит на размышления, Павел Николаевич!

— Да, Вика! — охотно подтверждал он. — Но на грустные размышления. Только на грустные! — Пафнутьеву нравилось подольше стоять вот так в дверях и подольше пожимать прощально руку.

— Заметано! — решительно говорила Вика. — Я подумаю, что с вами делать, Павел Николаевич! Берегите себя! Нынче бандитские пули летают по городу, как никогда часто и прицельно.

— Знаю, Вика, знаю, — вздыхал Пафнутьев, закрывая за ней дверь. Некоторое время он еще смотрел в дверной проем, словно в нем еще присутствовал контур этой женщины. Но через минуту наваливались дела и он забывал о Вике до нового ее появления. И она появлялась, как обычно некстати. Но он терпел, легко и охотно откладывал дела, отлагательства не терпящие.