Виктор Пронин - Банда 2

— Стоит, но, кажется, никого это не интересует.

— Вот этот тип уже клюнул, — Пафнутьев постучал пальцем по физиономии Амона. Он ради «девятки» заглядывал. Куда он дальше направился?

— Не знаю... Такой задачи не было...

— Пусть твой фотограф время от времени наводит свой объектив и на «девятку»... Клиент созрел. Вы ее подготовили как-нибудь?

— Тормоза отключили... Стоит им чуть с места сдвинуться, тут же в кусты упрутся, в забор, в дом... А ребята всегда наготове. Байрамов, — оперативник выдернул из пачки снимков один и положил на стол. — На нем был изображен небрежно одетый, небрежно причесанный человек с брюшком и широкой физиономией. Поза у Байрамова была несколько неуверенной, он отвел руку в сторону, не то ища поддержки, не то предлагая кому-то опереться на его руку...

— Пьяный? — спросил Пафнутьев.

— Это с ним случается.

— Ночку провел в этом доме?

— Именно.

— У Цыбизовой?

— Ну, — утвердительно произнес оперативник. И еще один снимок заставил Пафнутьева удивленно вскинуть брови — он увидел Зомби. Неестественно распрямленная спина, палка, темные очки и напряженность во всей фигуре, какая бывает у слепых, передвигающихся по улице наощупь. Зомби, правда, хорошо видел, глаза у него остались в целости, как и зубы, но после нескольких месяцев неподвижного пребывания на больничной койке, после десятка операций, фигура его не приобрела еще достаточной гибкости, уравновешенности, уверенности при ходьбе.

— Надо же, и этот здесь, — пробормотал Пафнутьев. — Или тоже из этой компании?

— А, этот, — понимающе протянул оперативник. — Мы с вами, Павел Николаевич, уже о нем говорили. Помню я его, при мне как раз было. Он вначале прошелся вдоль дома, приглядываясь, словно набираясь решимости... Не легко он вошел в подъезд, нельзя сказать, что на крыльях влетел... На подъезд смотрел, потом головой вертел — номер дома высматривал... Ну, и так далее.

— И все-таки вошел?

— Да. И пробыл там довольно долго.

— Так... Вышел, а дальше?

— Опять вертел головой, пытался, видимо, как-то сориентироваться, но сообразил все правильно и зашагал в сторону центра.

Пафнутьев придвинул телефон, некоторое время угрюмо смотрел на него, потом медленно набрал номер.

— Овсов? Приветствую.

— А, Павел! — обрадовался хирург. — Жив?

— Это что, так уж удивительно?

— После всего, что я слышал о твоих похождениях... Это не просто удивительно, это потрясает. Я в восхищении от твоей изобретательности, сообразительности... Затопить два этажа...

— Прижмет — тоже начнешь соображать. А откуда ты-то знаешь. Овес?

— Слухи, Паша.

— И что же, весь город обо мне гудит?

— Не знаю весь ли, но большая половина города... Это точно.

— А у вас-то откуда сведения?

— Паша, ты нас недооцениваешь. Мы ведь напрямую связаны с травмами, с происшествиями, с милицией... Ночи длинные, людям не спится, раны мучают, швы не затягиваются, раскаяние донимает... С кем ему бедному поговорить, как не с лечащим врачом?

— Все ясно. Послушай, Петя... Твой Зомби в город выходит?

— А что? — насторожился хирург.

— Ничего. Это не разговор. Давай так... Я спрашиваю, ты отвечаешь. Ты спрашиваешь — я отвечаю. Договорились? Так вот вопрос — он в город выходит?

— Прогуливается... Может, наверно, и за ворота выйти. Не исключено. Последнее время он чувствует себя лучше, — ответил Овсов.

— Понял. Значит, в городе он бывает. А ведь мы с тобой об этом говорили.

— Жизнь, Паша, обладает иногда странными свойствами...

— Он бывает в опасных местах, — теперь Пафнутьев не пожелал слушать мысли Овсова о странностях жизни.

— Я догадывался об этом. Да он, собственно, и не скрывал. Ты все знаешь, Паша. Он хочет найти авторов той автомобильной аварии, автора того удара ножом в спину...

— Не надо ему этим заниматься. Следующий раз они не промахнутся. Да и авторов этих, как ты выражаешься, я уже знаю.

— Но он тоже на них вышел? — воскликнул Овсов почти с восхищением.

— Он вышел на девицу, которую я же ему и нашел. Тут много ума не надо. Но он неожиданно попал в болевую точку.

— Я всегда верил в него! — с гордостью произнес Овсов. — Ты, Паша, его недооцениваешь. Это потрясающий человек. Зашел бы... Пообщались бы... Ведь вы все-таки над одной проблемой работаете?

— Да?! — возмутился Пафнутьев. — Это надо же! Оказывается, он тоже работает! Оказывается... — Пафнутьев в гневе не смог подобрать достаточно крепкого словца. — У него что-то есть? — спросил уже спокойнее.

— Бумаги, письма...

— А память у него есть?

— Не надо меня кусать, Паша. Нет у него памяти, но есть кое-что поважнее.

— Овес, я предупреждал, что твой клиент — не наш человек. Он из команды Байрамова.

— Ну и что? Какая разница из чьей он команды? У него такая жажда найти тех, кто так с ним поступил... Представляешь, у человека совершенно нет страха, нет боязни!

— Нет страха? — переспросил Пафнутьев. — А может быть, это называется иначе... Может быть, в результате всех неприятностей, которые с ним случились, он лишился чувства самосохранения? Это пострашнее, чем потеря памяти, тебе не кажется?

— Может быть, — несколько сник Овсов. Видимо, похожие мысли и его посещали. — Как бы там ни было, Паша, он уже делает свое будущее, новое будущее.

— Как бы он не лишился своего будущего окончательно! — проворчал Пафнутьев. — Он рискует. Он засветился. О нем уже знают. Он мне мешает, в конце концов.

— Почему, Паша? — ласково спросил Овсов.

— Потому что своей дурацкой самодеятельностью он выдает мою работу!

— Ты бы зашел все-таки... Мне недавно подарили такую причудливую бутылку, с таким невероятным цветом напитка, что без тебя я Просто не решаюсь ее открыть.

— Ох, Овес, — и Пафнутьев положил трубку.

Ушел оперативник.

Пафнутьев закрыл окно, задернул штору, выключил свет. В кабинете установились плотные осенние сумерки. Но сев за стол, Пафнутьев продолжал ощущать какую-то раздражающую неуютность, что было не так, что-то мешало сосредоточиться. Прошло еще какое-то время и он понял — после ухода оперативника дверь осталась чуть приоткрытой и темнота коридора, которая просачивалась в узкую щель, внушала опаску, настораживала. Он встал, закрыл дверь и снова повернул ключ.

Сев за стол, он почувствовал, что ощущение опасности исчезло. Откинувшись назад, Пафнутьев нащупал затылком знакомое место на холодной крашеной стене и скрестив руки на груди, закрыл глаза. Потом, не глядя, нащупал на стене телефонную розетку и выдернул провод. Все, рабочий день закончился, его здесь нет, отвалите, ребята, отвалите. Пусть вся прокуратура, весь город, весь мир думают, что в кабинете его нет, а где он, никому неизвестно. Свет погашен, дверь заперта, телефон не отвечает. Все, отвалите.