Джеймс Эллрой - Черная Орхидея

Освещение с улицы помогло мне найти выключатель в доме; включив свет, я увидел пустую комнату с паутиной по углам. Подойдя к крыльцу, я закрыл дверь. Шторы на окнах не пропускали ни малейшей частицы света. Я возвратился в дом, закрыл дверь и заблокировал замок, вставив в него деревянную щепку.

Заблокировав вход, я пошел в дальнюю часть дома. Из комнаты рядом с кухней доносился какой-то медицинский запах. Приоткрыв ногой дверь, я стал шарить по стене в поисках выключателя. Когда я нажал его, мне в глаза ударил ослепительно яркий свет. Когда мой взор прояснился, я понял, чем пахнет: формальдегидом.

Вдоль стен были расположены полки с сосудами в которых хранились внутренние органы; на полу лежал матрас, полуприкрытый армейским одеялом. На нем скальп с окровавленной головы и две тетрадки. Собравшись с силами, я заставил себя посмотреть на все это.

В сосудах с жидкостью плавали мозги, глаза, сердца и кишки. Рука какой-то женщины с обручальным кольцом на пальце. Яичники, бесформенные внутренние органы, сосуд, наполненный пенисами. Челюсти с золотыми зубами.

Я почувствовал, что меня вот-вот вырвет, и, не желая больше смотреть на запекшуюся кровь, присел на корточки возле матраса. Подняв одну из тетрадей, я стал перелистывать ее; страницы были заполнены аккуратным почерком. Было дано описание того, как грабились могилы — в отдельных колонках названия кладбищ, имена захороненных и даты. Дойдя до страницы, на которой упоминалось то самое Лютеранское кладбище восточного Лос-Анджелеса, где была похоронена моя мать, я отбросил тетрадь в сторону и машинально ухватился за одеяло; но, увидев, что оно все заляпано застывшей спермой, в ужасе отшвырнул его к двери. Открыв другую тетрадь, я перенесся в 14 января 1947 года. Аккуратным мужским почерком было выведено:

"Когда она пришла в себя во вторник утром, я поняла, что она не выдержит дальнейших пыток и что мне тоже не следует задерживаться здесь надолго. Эти влюбленные пташки должны вот-вот проснуться. Надо сказать, что она очень гордилась своими маленькими сиськами. Даже тогда, когда я тушила о них «Честерфилд» вчера. Я решила, что буду отрезать их медленно.

Она была все еще в ступоре, возможно даже в шоке. Я показала ей эту знаменитую бейсбольную биту, которая принесла мне столько удовольствия в прошедшую воскресную ночь. Поводила ей по ее телу. Это, казалось, вывело ее из шока. Поковырялась в ее мелкой дырочке так, что она чуть не проглотила кляп. Жалко, что на бите не было острых шипов, как на тех орудиях пытки, которые использовались инквизицией. Тогда она точно не скоро бы забыла мои поглаживания. Держа биту перед ее лицом, я стала вырезать ножом пятно от сигареты на ее левой сиське. Она закусила кляп так сильно, что изо рта потекла кровь. Я воткнула нож глубже, почувствовала кость и начала вращать лезвие. Она попыталась закричать, и кляп провалился ей дальше в горло. На мгновение я вытащила его, она стала вопить что-то про свою маму. Я вставила кляп назад, задвинув его поглубже, и стала резать правую сиську.

Похоже, в тех местах, где она связана, у ней начинается инфекция. Веревки сдавили ее лодыжки, и из них уже течет гной..."

Отложив тетрадь в сторону, я понял, что готов это сделать, а если бы замешкался, то следующие несколько страниц вернули бы меня в нужное состояние. Я встал, посмотрел на аккуратно выстроенные в ряд сосуды с внутренними органами и подумал, приходилось ли Джорджи убивать раньше. Тут мой взгляд остановился на сосуде, стоявшем отдельно от остальных, на подоконнике, над матрасом.

Треугольный кусочек плоти с татуировкой, изображавшей сердце с эмблемой ВВС внутри, и надписью внизу: «Бетти и майор Мэтт».

Я закрыл глаза и задрожал; обхватив себя руками, я пытался сказать Бетти, что извиняюсь за то, что увидел ее сокровенную часть, что я не хотел заходить так далеко, что просто хотел помочь ей. Я хотел говорить это снова и снова. Но тут кто-то нежно до меня дотронулся, и я был благодарен за это нежное прикосновение.

Обернувшись, я увидел мужчину. Его лицо было обезображено шрамами. В руках он держал крючковатые медицинские инструменты, инструменты, которыми можно было резать и шуровать внутри. Он прикоснулся этими скальпелями к своей щеке; я охнул и потянулся за револьвером. Два стальных лезвия метнулись в мою сторону; мой 45-й выскользнул из кобуры и упал на пол.

Я отскочил в сторону; лезвия полоснули по моей куртке и задели мне ключицу. Я ударил Тильдена в пах; некрофил на секунду потерял равновесие, а затем снова ринулся на меня, размахивая своим лезвиями и припирая меня к полкам с сосудами.

Сосуды с грохотом полетели на пол, формальдегид полился наружу, а вместе с ним и куски ужасной плоти. Тильден наседал на меня, пытаясь вонзить свои скальпели. Мне удалось схватить его за руку и ударить между ног. Он крякнул, но не отступил, его лицо все ближе и ближе ко мне. Оказавшись от меня всего в нескольких дюймах, он обнажил зубы и укусил меня за щеку; я почувстовавал нестерпимую боль. Я нанес ему еще один удар между ног, его хватка ослабла, он снова укусил меня, и я опустил руки. Его скальпель пролетел у меня над ухом и ударился в полку за моей спиной; я стал шарить рукой в поисках какого-нибудь предмета и, нащупав большой кусок стекла, вонзил его в лицо Джорджи, как раз в тот момент, когда он собирался нанести очередной удар скальпелем; он дико завизжал; стальное лезвие пронзило мое плечо.

Полки обрушились на пол. Джорджи повалился на меня, из пустой глазницы рекой лилась кровь. Увидев в нескольких ярдах от себя свой револьвер, я протащил нас обоих до этого места и схватил оружие. Отчаянно визжа, Джорджи поднял руку и стал тянуться к моему горлу, его открытый рот прямо передо мной. Я вставил дуло в его пустую глазницу и вышиб ему мозги.

Некролог по делу Шорт произнес Расс Миллард.

Я вышел из этого дома смерти в диком возбуждении и сразу же поехал в городскую администрацию. Падре только что вернулся из своей поездки в Тусон, куда он ездил для того, чтобы этапировать в Лос-Анджелес одного из заключенных; когда человека, которого он привез, повели в камеру, я отвел Расса в сторонку и рассказал ему всю историю моих взаимоотношений со Спрейгами — от лесбийского следа, на который навела меня Мадлен, до убийства Джорджи Тильдена. Расс, поначалу ошарашенный, отвез меня в центральную больницу. Врач отделения неотложной помощи, вкалывая мне противостолбнячную сыворотку и накладывая швы на лицо и плечо, удивлялся:

— Боже, эти укусы выглядят так, как будто их сделал человек.

Раны от скальпеля были лишь поверхностными и требовали только промывки и наложения бинтов.

Выйдя из больницы, Расс сказал: