Андрей Константинов - Реализация

Кстати, что это она как с цепи сорвалась? Атмосфера висела не такая уж напряженная: всего двенадцать пьяных, из них двое битых. Ну, пол чуток замарали, местами облевали, а в общем-то только заплевали. Ну, не насрали же! Известный коммунальный буян Сеня Каль лежал посередке дежурки связанный ласточкой. (Для дилетантов: это когда ноги и руки за спиной скручены одной веревкой.) Сене уже надоело материть Павлиныча, а слюну свою он давно всю истратил. Правда, ни разу не попал. А вы сподобьтесь! Не удобно, снизу-то. Сеня замер. Случайно забредший работник кадров не прислушался к его молчанию, и тогда Сеня, ловко подпрыгнув изгибом груди, прокусил ему кед. Сержант Пришодько скучно ударил Сеню несколько раз по голове резиновой дубинкой. Сеня застыл, не выпуская изо рта обувь капитана милиции. Тогда сержант наступил сапогом ему на спину – Сеня по-христиански открыл глаза и разжал зубы.

А через решетку «аквариума» Надя-дура в пятисотый раз сообщала Павлинычу, что он тварь. На четыреста девяностом Павлиныч возмущенно мигнул. Впрочем, голос ее слабел. Чуть поодаль, доставленная за продажу с рук кукурузы в неустановленном месте, цыганка Клара умудрилась украсть журнал информации происшествий, после чего, отпросившись в уборную, разорвала его в клочья. Здесь же отпущенный Жармухамедов категорически не желал брать чужой паспорт, а напротив желал получить обратно свой. Павлиныч уверял его: «Какая тебе разница? Вы так похожи… А твой я, наверное, лезгинам отдал»…

Тем временем два монолога продолжались.

– Покрышкин, не солидно.

– Не буксуй.

– Не тоскуй.

– Все равно поймаю.

– Все равно обману.

При этом они оба резко разводили руки в стороны. На ускоренной записи можно было подумать, что двое, сидя, репетируют танец в присядку.

– Щас в рыло получишь!

– Привычные… Ты человек казенный, мы промысловые… Так вынимать щи из печки? – намекая на магарыч за беспокойство, спросил Тюлень.

– Я не басурман, – скривился Ильюхин.

– Уважил. Пойдем-ка, зачерпнем водицы, а то нутро пересохло.

– Пойдем, родителей не спросясь, – Ильюхин тут уже согласился.

Павлиныч с завистью проводил их взглядом: «К вечеру ужрутся, будут песни арестантские горланить, перепачкаются. А назавтра вновь друг за дружкой гоняться».

И для чего голова в плечи ввинчена? То ей думаем, то ногами.

Через пару часов Ильюхин с Тюленевым поборолись на руках, разбив салатницу; обсудили порядки в Челябинском централе 1967 года, сделав особый упор на конфликт вора Сама и корпусного прапорщика. Затем Тюлень на спор вынул левый шнурок из ботинка у рядом сидящего нэпмана, а Ильюхин успел прицепиться к официанту: «Чем, пингвин, не доволен?!»

Закончилось все чудом, то есть невозможным событием из сгустков желаний: в четыре ноль две ночи Тюленев, как своему, показал Ильюхину заграничный паспорт и кредитные карты японца. Документы он украл третьего дня у входа в Петропавловскую крепость и хранил их в нычке – в одной из проходных парадных на улице Софьи Ковалевской. Собутыльники приняли единственно возможное в тот момент решение – отдать все иностранцу, после чего Ильюхин установил его номер в гостинице «Москва». Выработал он и легенду чудесного обнаружения, а именно: два дня искали, шесть раз перекуривали, но нашли-таки злодея.

Японец был приятно поражен в пять утра и пригласил всех на зеленый чай с редкими кусочками рыбы. Виски он купил потом – никуда не делся. Литр ячменной водки закончился через двадцать минут. Таксисты-отстойщики в семь утра сказали правду: «Ребята, ну действительно мы вам последних две бутылки продали». Все равно продолжился путаный диалог на сказочном универсальном языке. Тюлень долил в чай что-то со стола, и это что-то оказалось острым соевым соусом. Выпили. Японец зажмурился, а Ильюхин признал: «Вещь!». Наконец туриста угостили из пластмассовой бутылочки освежителем для ванн «Элегия». (В те годы любая пластмассовая бутылочка содержала критерий «вкусно»). Это было уже в закрывающимся валютном баре. Житель острова Хоккайдо согласился – он давно внутренне собрался на тот свет. На неплохом русском островитянин оценил аналог ихнего ацетона: «Ишь!!!» Напоследок он прекратил улыбаться и упал в женском туалете. Если бы он умер, а дело бы при этом происходило в год принятия первого Уголовного кодекса Советской власти (для дилетантов: революционное глобальное правотворчество состоялось в 1922 году), то к оставшимся в живых было бы применено примечание ст. 143 главы V раздела первого, которое гласило: «Убийство, совершенное по настоянию убитого из чувства сострадания, не наказывается».

На утро Ильюхин замер над текстом рапорта, который его буквально заставили написать, потому что положено, в конце концов. Незадолго до этого на утренней сходке начальник ОУР Горчев чертыхался, теребя исписанный листик с красивыми иероглифами: «То жалобы пишет, что обворовывают, то благодарит за содействие, но не может вспомнить кого. Второй раз прочухал свои документы! Пианинное светило, понимаешь ли!» Ильюхин насторожился, порылся во внутреннем кармане пиджака и обнаружил паспорт подданного страны Восходящего солнца.

– Ну, Покрышкин, выручил! А то тут с дирекции филармонии звонили: мол, будьте добры, постарайтесь найти, он у нас к тому же приболел, – порадовался Горчев. – Школа! Учитесь, крупа. Тогда и вам разрешу на работе выпивать чуток.

Секретно

Начальнику ОУР Куйбышевского РУВД майору милиции Горчеву Т. Т.

Рапорт

Докладываю, вчера, 21 июня 1989 года, проводя оперативные мероприятия по установлению неизвестного преступника, совершившего хищение личного имущества гр-на Японии Оцу Шитру в доверительной беседе с гр-ном М., подготавливаемым мною к негласному сотрудничеству в качестве доверенного лица, установил, что документы украли его знакомые воры-гастролеры из города Луганска по имени Саша и Сережа. Документы и ценности, кроме валюты, отдали гр-ну М. на хранение. Выработав с кандидатом на негласное сотрудничество легенду, он передал документы и ценности мне для возвращения иностранцу от лица сотрудников милиции. Кандидату на сотрудничество дано задание принять меры к установлению точных данных своих связей.

Паспорт и кредитные карты в количестве четырех штук прилагаю к рапорту.

Младший оперуполномоченный

ОУР Куйбышевского РУВД

лейтенант милиции Ильюхин

В этот миг Тюлень в Пассаже шарахнулся от очередной жертвы, испугавшись своего отражения в витрине. Похмельный мозг, облитый экспериментальным моющим средством «Элегия», этому отражению просто не поверил. «Тюлень» боднул лбом угол стеклянной кассы. Кожа на голове вспухла, а кассиршу пошатнуло на высоком табурете…