Джеймс Эллрой - Белый Джаз

– А семья?

– Единственный ребенок. Предположительно богатых родителей, хотя, когда они погибли в автокатастрофе, они оставили своего сына, который в то время учился в колледже, без копейки; среди его окружения встречается сомнительная фигура Рубена Руиса и его еще более сомнительных братцев – конечно, сейчас-то Рубен на нашей стороне. Парнишка увлекался тайским боксом – ну, в двадцать пять лет и я им увлекался. Это и еще то, что он проиграл свой первый профессиональный поединок, и является единственной сколь-нибудь существенной информацией.

Никаких зацепок. «Спасибо, Боб».

– Я никогда не стану задирать носа, сынок, – я слишком хорошо помню твои шпаргалки.

– Спасибо.

– Береги себя, сынок.

Я повесил трубку, выдохнул.

– Дейв! Иди сюда!

Вспышка молнии осветила говорившего – Чик Веккио под брезентовым пологом. За его спиной потягивают дешевое пойло алкаши.

Подошел – время у меня было.

Чик: «Микки сегодня дома».

Гленда: пятьдесят на пятьдесят, что он знал. «Я должен был догадаться. Треклятый дождь».

– В «Геральд» написано – два дюйма. Еще в «Геральд» написано, что твой напарник помер от сердечного приступа. Интересно, почему я не верю «Геральд»?

– Потому что твой младший братик рассказывал тебе, что мой напарник однажды тряс его в Ферн-Делл-парке.

– Ага, и я не особо верю, что у двадцатидевятилетнего полицейского-вымогателя может быть сердечный приступ.

– Ладно тебе, Чик.

– Хорошо, хорошо. Крутой рассказал тебе о Стеммонсе и Ферн-Делле, но кое-чего он тебе не рассказывал.

Опередим его: «Ты, Крутой и Пит Бондюран планировали провернуть кое-какое дельце по той же части. Секс, а потом – раскошеливайтесь, иначе фотографии попадут в „Строго секретно". Стеммонс вытряс это из Крутого, и вот теперь вы опасаетесь, что мы узнаем».

– Так ты все знал!

Солгал: «Мне сказал Стеммонс. В Бюро никто ни о чем не подозревает, а даже если кто и пронюхает, скорее всего, шума не станут поднимать – сохранить репутацию парня. Так что покамест все шито-крыто».

– Отлично, тем не менее не верю я в историю про сердечный приступ.

– Конфиденциально?

– Ага, и без протокола – как в «Строго секретно». Закрыл рот ладонью, зашептал: «Парнишка связался с Кафесьянами – Джеем-Си и Томми. Он сидел на героине – так что это либо передоза, либо кто-то помог. Так что дерьмовое это дельце, и посему парня всячески обеляют».

Чик, тоже шепотом: «Прикинь – ведь с Кафесьяна-ми никто не станет связываться».

– Прикинь, я начал сильно подозревать, что Эксли уроет этих субчиков через две секунды после того, как устаканится вся эта катавасия с федералами.

– Судя по всему, это будет ой как не скоро. Ветер, дождь. «Чик, что случилось с Микки? В „Рик-Рак" я видел, как с автоматами возились какие-то левые парни, а вокруг них толпились федералы с фотоаппаратами».

Чик пожал плечами. «Микки есть Микки. Еще тот жид твердолобый – как упрется, так с места не сдвинется».

– Странно это все выглядело. Двое или трое из них были мексиканцами, а ведь Микки никогда не нанимает латиносов. До всей этой истории я не раз намекал ему на федеральное расследование, но что-то он не спешит убирать свои автоматы.

– Мы с братом никаким боком не связаны со всей этой мудятиной. Судя по всему, Микки просто нанял кого-то со стороны.

Какие-то алкаши принялись орошать своей мочой «космический корабль». «Ну да, по дешевке – как вот вашу съемочную группу. Ему что – так бабки нужны? Я, конечно, понимаю, что он на мели, но рано или поздно федералы возьмут его за яйца из-за этих автоматов».

– Конфиденциально?

– Конечно.

– Вот что: Микки занимал денег у синдиката, и расплачиваться ему приходится доходами от этих автоматов – оттого-то и не спешит их убирать. Он понимает, что это рискованно – значит, на авось.

– Ну-ну – «Микки – крепкий орешек. У таких всегда получается».

– Я не отказываюсь от своих слов.

– Или он думает, что получит лицензию на установку игровых автоматов?

– А что – вдруг этот законопроект примут?

– А ничего, что министром юстиции станет Боб Гал-лодет по прозвищу Газовая Камера? Думаешь, он станет выдавать лицензию Микки Коэну!

Злобно: «Прикинь, я понял – ты пришел сюда не из-за Микки».

Мокро, скользко – «космический корабль» заваливается на бок; алканавты свистят и улюлюкают. «Надеюсь, ваш фильмец окупится».

– Микки тоже на это надеется. Эй, ты куда?

– В Линвуд.

– Свидание?

– Ага, с шикарным блондинистым полицейским громилой.

– Скажу брату – вот, поди, ревновать-то будет. Адреналин – дождь только усилил его прилив.

Линвуд – дождь, ветер; улицы – крест-накрест или по диагонали. Темно – почти ничего не видно. Угол Ави-эйшн и Гибискус – тот самый таксофон.

Замогильный хохот – телефонные шуточки Джека.

– Он сам подох или ему помогли? Прошу, позволь мне реабилитироваться. Как насчет Уэллса Нунана за те же десять штук?

Оштукатуренные здания – не первой свежести: пустующие бунгало. Спиндрифт – квартал с номерами на 4900 – принялся считать.

24, 38, 74, 4980 – двухъярусный оштукатуренный дом – пустующий.

В одной из квартир горит свет – нижний этаж, налево; дверь открыта.

Я вошел.

Заброшенная гостиная – паутина, пыльный пол; преспокойно поджидающий меня Джонни Школьник.

Без пиджака, кобура – пуста: мол, мне можно доверять.

Да пошел ты со своим доверием – посмотрим на твои руки.

– Скорбишь по Джуниору, Джонни?

– Что вам известно обо мне и Стеммонсе?

– Я знаю, что это он заставил тебя ограбить склад. И я знаю, что все прочее не имеет значения.

«Прочее» заставило его заморгать. В десяти футах от меня – слежу за его руками.

– У него и на вас кое-что было. Некоторых людей он терпеть не мог и собирал компроматы, чтобы потом поквитаться с ними.

– Мы можем договориться. Мне плевать на ограбление склада.

– Вы и половины не знаете. – Безуууумный блеск в глазах.

Шаги за моей спиной.

Кто-то скрутил мои руки, зажал мне рот. Удушье. Тот же самый «кто-то» закатал мне рукав – и что-то вколол…

Меня ведут – я ощущаю движение воздуха и слабо различаю какой-то туннель – стены – сплошное зеркало. От самого паха вверх – щекотная дрожь и сухое тепло.

Боковые двери, чьи-то ботинки, широкие штанины.

Локоть потянуло вниз – ботинки заскребли по бетону, направо —

Открылась какая-то дверь – теплый воздух, свет. Зеркальные стены, совсем близко – какая-то решетчатая тень. Кто-то повалил меня на пол ничком.

Надо мной – свет, расплывчатый, как снежная пелена.

Щелк-щелк – щелчок цилиндра, вроде того что бывает в кинокамере на колесиках, подо мной – белая вощеная бумага.