Николай Леонов - Две пули полковнику

– Ну, допустим, вы преувеличиваете, – неохотно сказал Костюков. – Но, во всяком случае, я постарался вас предупредить.

– Предупредить – о чем? – хищно спросил Евгений Тимофеевич. – Ваших людей допрашивали? Они вас заложили?

– Да, их допрашивали, – подтвердил Костюков. – Но ничего конкретного они не сказали. Их даже отпустили.

– Но ведь это катастрофа! – негромко сказал Евгений Тимофеевич. – Если бы их сунули в камеру, все было бы в сто раз проще. Раз их выпустили, значит, за ними следят! И с чего вы взяли, что они не сказали про ваши с Чековым разборки? Вы так уверены в своих людях? Или они об этом все-таки сказали? – Он резко остановился и впился глазами в лицо Костюкова.

– Не сказали они! – повысил голос Костюков. – Я отвечаю за свои слова! Но насчет слежки – вы правы. Я подозреваю, что за ними следят.

– А я знаю! – зло сказал Евгений Тимофеевич. – Знаю на сто процентов, что за ними следят! Значит, следят и за вами. И в такой обстановке вы назначаете мне встречу! Может, вы меня властям сдать хотите?

Они неподвижно стояли друг против друга, раздувая ноздри и пожирая друг друга глазами. Казалось, еще секунда, и они бросятся в драку. Но все-таки расчет взял верх над эмоциями. Евгений Тимофеевич вдруг как-то сразу успокоился и сказал почти добродушно:

– Ладно, не будем горячиться! Сделанного не воротишь. Но вы должны немедленно отправить своих людей куда-нибудь подальше. Пусть съездят к морю, приведут в порядок нервы. Здесь они сейчас опасны.

– Куда я их отправлю? – голосом, в котором еще сквозило раздражение, сказал Костюков. – Это невозможно. Они все дали подписку о невыезде. Может получиться еще хуже.

– Хуже того, что вы наворочали, уже быть не может, – назидательно заметил Евгений Тимофеевич. – Если кто-то хотя бы намекнет о наших с вами контактах, положение предельно осложнится. Доказать милиция ничего не сможет, но к моей персоне будет привлечено внимание, а этого мне совсем не хочется. Могут быть затронуты интересы очень серьезных людей. Тогда всем нам несдобровать.

Костюков с досадой отвернулся и посмотрел на темную воду, по которой сновали золотистые искры.

– Не знаю. Я попытаюсь что-нибудь сделать, – буркнул он. – Но мое мнение, что моим людям сейчас лучше всего не высовываться и сидеть тихо. Честно говоря... – Он запнулся. – По-моему, разумнее было бы уехать сейчас вам.

Евгений Тимофеевич уставился на него с изумлением.

– Вы понимаете, что вы говорите?! – воскликнул он. – С каких это пор вы взялись решать, что мне следует делать?

– Ничего я не решаю, – мрачно сказал Костюков. – Я просто высказал то, что думаю.

– Некоторые мысли лучше держать при себе, – заявил Евгений Тимофеевич. – Так полезнее для здоровья. Никогда больше не говорите мне, что я должен делать!

– Ну, вам виднее, – скучным голосом произнес Костюков. – Я старался, чтобы всем было лучше. Я вас предупредил.

– Это не вы – это я вас предупредил, – с затаенной угрозой ответил ему Евгений Тимофеевич. – Все, кто попал в поле зрения ментов, должны исчезнуть из Москвы. Мне, собственно, наплевать, куда вы их отправите – хоть в ад, пожалуйста, но вы должны сделать это немедленно!

– Из этого следует, что на мой бизнес можно плюнуть с высокой колокольни? – прищурился Костюков. – Только не забывайте, все хотят жить. И хотят свой кусок хлеба, между прочим! И желательно не с маслом, а с черной икрой!

– В камере баланду будешь жрать, придурок! – взорвался неожиданно Евгений Тимофеевич. – Ты кем себя вообразил? Одно мое слово – и тебя размажут по асфальту, как таракана! Делай, что тебе сказано, и не изображай из себя крестного отца, щенок! И телефон мой забудь, понял?

Костюков хотел что-то сказать, но потом только резко махнул рукой, повернулся и быстро пошел прочь – туда, где под деревьями его ждали телохранители. Евгений Тимофеевич несколько секунд смотрел ему вслед, а потом зашагал в обратную сторону.

Возле каменных ступеней, ведущих к самой воде, его ждали.

– Катер на месте, Евгений Тимофеевич! – почтительно доложил похожий на штангиста-тяжеловеса молодой человек в темном костюме. – Будем отправляться?

– Сию же минуту! – отрезал Евгений Тимофеевич. – И, кстати, свяжитесь с водителем. Пусть отгонит машину на запасное место. Ничего подозрительного не заметили?

– Вроде все спокойно, – сказал штангист. – Позвольте, я помогу вам спуститься.

– Я сам пока не инвалид! – фыркнул Евгений Тимофеевич, размашисто шагая по каменным ступеням. И добавил: – А я вот не уверен, что все спокойно! Совсем не уверен!

Внизу крепкие ребята все-таки подхватили его и помогли перейти в катер. Зарычал мотор, и маленькое судно полетело вдоль берега, разрезая носом тяжелую и вязкую, как смола, воду. Евгений Тимофеевич нырнул в тесную каюту, опустился на скамью и скомандовал:

– Телефон, быстро!

Кто-то тут же протянул ему мобильник. Евгений Тимофеевич набрал номер и сухо сказал:

– Это я. У вас все спокойно? Отлично. В таком случае, приводим в действие вариант «Б». Да, немедленно. Это в первую очередь. Но мне тут пришло в голову... Ладно, это отложим на завтра. А сейчас – вариант «Б», и чтобы никаких сбоев, чтобы все как в аптеке, понятно?

Кажется, ответ собеседника его вполне удовлетворил, потому что, закончив разговор, Евгений Тимофеевич заметно успокоился, расслабился и только на протяжении всего пути о чем-то напряженно думал.

А тем временем Костюков, раздосадованный и злой как черт, ехал в своей машине к себе домой, в район Воробьевых гор, где он совсем недавно приобрел себе новую квартиру. Кроме водителя, с ним были Гарик и Шакил, которые не появлялись на набережной, а дожидались шефа в машине. Его плохое настроение заставило их прикусить языки, хотя обоим не терпелось узнать, чем закончилась столь важная встреча. Но они стоически помалкивали и только обменивались многозначительными взглядами. Чувствовали себя они не очень хорошо, поскольку за ними с некоторых пор тянулся невидимый, но крайне неприятный шлейф милицейской слежки. Гарик, который засветился уже дважды, нервничал особенно сильно. Шакил, информацию о котором предоставил в милицию сердитый сосед Чекова, пока для допроса никуда не вызывался, но и он чувствовал себя неважно. Кроме того, они догадывались, что недовольство шефа как-то связано с их собственными промахами, что он и подтвердил очень скоро, когда вдруг сказал в крайнем раздражении:

– Кретины! Козлы! Примолкли теперь? А то, что мне в нос вашим дерьмом тычут, это вас не волнует? – Вместо «волнует» он употребил другое слово, более крепкое, но и более точно отражающее суть происходящего.

– Почему, шеф? – льстиво сказал Шакил. – Очень даже...

– Закрой пасть! – оборвал его Костюков. – И слушай внимательно!.. И ты, Гарик, тоже слушай! Мне сейчас предложили от вас избавиться. Сплавить вас куда-нибудь – на Канары, в Африку, а лучше всего закопать!.. В принципе, я с этим согласен. Вы ничего другого и не заслуживаете.