Александр Горский - Марионетка

— Я все выпила, — пробормотала Полина, — сейчас я вам намешаю.

— Пожалуй, достаточно, — Реваев осторожно коснулся ее плеча, — может быть, нам вернуться в гостиную? На диване сидеть вам будет удобнее.

— Вы правы, — не стала спорить Полина.

В гостиной она тяжело рухнула на подушки и некоторое время сидела молча, закрыв глаза и откинувшись на спинку дивана.

— Я некрасивая? — Она по-прежнему не открывала глаз.

— Ну как же, — растерялся Реваев, — я, конечно, не знаток, но мне кажется, вы даже очень, — он замешкался, — шикарная женщина.

— Да? — Полина открыла глаза и посмотрела на него.

— Да, — затряс головой Реваев, думая о том, что эту часть разговора жене пересказывать не стоит.

— Тогда скажите мне, почему, — Локтионова вскочила с дивана и закружила по комнате, — почему мною заинтересовался только наш сторож, которому я, даже если упьюсь в стельку, не смогу ответить взаимностью, потому что он, черт возьми, не мужик?

Последние слова она уже кричала. Реваев, понимая, что отвечать на вопрос нет необходимости, ждал развития событий.

— Мне надо выпить, — всплеснула руками Полина и стремительно выскочила из гостиной. Полковник на некоторое время остался в одиночестве, которое, однако, продлилось совсем недолго. Меньше чем через минуту Локтионова вернулась, в одной руке она несла два пустых бокала, в другой бутылку бакарди. Вторую бутылку — швепса — она с трудом удерживала под мышкой.

— Держите бокалы, быстрее!

Реваев послушно принял бокалы у нее из рук. Локтионова тут же наполнила каждый из них примерно на треть ромом, а затем добавила примерно столько же газировки. Поставив бутылки на пол, она выхватила свой бокал и жадно сделала большой глоток. Реваев подумал, что ситуация явно развивается неправильно. Однако она развивалась, и сейчас именно это было самым главным. Он коснулся губами стекла, а затем ощутил во рту вкус алкоголя.

— Все говорили, какой у тебя муж! Как тебе повезло после тридцати такого мужика отхватить, — за то время, что Полина бегала на кухню, ее возбуждение не уменьшилось, — а что муж? Первый год, да, жили как в сказке, чуть ли не на руках носил. На второй вроде все тоже неплохо было, Надю вот даже удочерили. А потом, знаете, все как-то угасать стало. Все больше и больше. Последние годы жили, словно в каких-то сумерках. Анатолий постоянно был весь в работе, в проблемах. Последние полгода вообще так было, что есть муж, что нет его. Днем на работе, вечером закроется у себя в кабинете и сидит, в Интернете ковыряется. Чего он там делал в этом Интернете, мне кто-нибудь скажет? Выйдет поужинает, и опять к себе. Раньше Наде хоть какое-то внимание уделял, а последнее время и ей ничего не перепадало.

Бокал в ее руках стремительно пустел.

— И что мне делать надо было? Налево пойти? Нет, я же правильная. Я верная жена. Нигде и никому. Кому только верность моя нужна была? — Полина покачнулась, но, ухватившись рукой за плечо Реваева, удержалась на ногах и уже гораздо тише продолжила:

— Зашла я как-то в ванную комнату. Свет не включала, хотела посидеть в темноте, поплакать. Наплакалась вволю, потом к окну подошла и лбом к стеклу прижалась. Стою так и вижу: напротив на дереве человек сидит. Не знаю почему, может, я в тот день уже все силы выплакала, я даже не испугалась. Как стояла, прижавшись, так и стою, смотрю. И вижу — это Леша. В саду с той стороны фонарь довольно далеко от березы, но все равно свет немного добивает. Я смотрю на него, он замер, не шевелится. Лица толком не видно, глаза только чуть отсвечивают. И показалось мне, что у него вид такой же несчастный, как и у меня самой, потому что не нужны мы оба никому, — она допила свой коктейль и, наклонившись к Реваеву, громко прошептала, касаясь губами его уха, — а еще я поняла, чего он там ждет.

Всю дорогу до дома Реваев спал, периодически похрапывая на заднем сиденье. Жора заботливо подложил под голову полковника небольшую подушечку с вышитой эмблемой «Тойоты», которая осталась у него после продажи «лендкрузера». На одном из поворотов подушечка выскользнула из-под головы полковника, однако это не прервало его сон. Во сне Юрий Дмитриевич представлял себя маленьким, но прекрасным принцем, путешествующим сквозь миры и галактики в поисках чего-то такого, что должно наконец насытить его безудержную жажду новых открытий. Вырвавшись из космической тьмы, он коснулся ногами небольшой, но очень уютной планеты. Делая гигантские прыжки своими великолепными, мускулистыми ногами, он мчался вперед, еле касаясь ногами земли, туда, где на горизонте виднелось крохотное темное пятнышко. Прыжок, другой, третий. Пятнышко значительно увеличилось в размерах и приобрело очертания фигуры то ли девочки, то ли девушки, которая стояла спиной к нему, не подозревая о приближении прекрасного принца, которого она непременно должна будет полюбить. Одной рукой девочка держала за лапу плюшевую игрушку, судя по всему, медведя, до девочки оставалось еще несколько прыжков, и точно рассмотреть с такого расстояния он не мог. Лицо незнакомки он тоже не видел, только затылок, украшенный двумя огромными белыми бантами. Однако он был уверен, что знает это лицо, что он когда-то его уже встречал, а на языке крутилось непонятно откуда пришедшее в голову имя. Надя.

Он уже немного устал, сказывалось притяжение этой планеты. Девочка все так же, не оборачиваясь, смотрела в одну точку. Над ее головой, прямо между двумя белоснежными бантами, всходило солнце. Девочка и мишка встречали рассвет.

— Я тоже, — хотел он крикнуть, — я тоже хочу встретить этот рассвет вместе с вами, — но пересохшее от долгих усилий горло издало лишь неразборчивый хрип, и девочка его не услышала.

А солнце было все выше и светило все ярче. Его лучи, еще недавно совсем легко и ласково касающиеся кожи лица, уже обжигали, а смотреть на него становилось невыносимо. Даже ему. Принц прищурился и вдруг понял. Солнце не поднималось над головой девочки. Оно становилось больше. Оно приближалось.

— Надя! — Он наконец смог крикнуть.

Ему оставалось сделать всего несколько прыжков. Он мог бы спасти ее, мог бы унести на другую планету, пусть не такую уютную, но где тоже есть воздух, где они будут счастливы.

— Надя! — крикнул он еще громче, и девочка, услышав его, обернулась.

На него, глазами полными слез, смотрела Полина. От удивления он споткнулся и, зацепившись ногою за кочку, упал и покатился по траве. Когда он встал, травы уже не было. Мгновенно сморщившись и почернев, она превратилась лишь в тонкий слой пепла, покрывающий обреченную на смерть планету. Не было и девочки, сжимающей в руках плюшевого медвежонка. Она тоже успела превратиться в черный, мгновенно рассеянный ветром пепел.