Андрей Вольмарко - Дебют

— Почему я всё это рассказываю, ваша милость… Я хранил ключи от дворца при восьми гонфалонерах, и ни один из них не умирал на посту. И меньше всего на свете мне хочется, чтобы именно вы стали первой. А фра Ройфе…

— Я помню, что говорил фра Ройфе, — недовольно дёрнула щекой Джейн. А затем закрыла глаза и устало помассировала веки. — Если простой завтрак сделает тебя счастливым — пожалуйста. Овсянку с мёдом, как обычно. И разбуди Кальдо с Фреддо.

— Как скажете, ваша милость, — распорядитель чуть склонил голову. — И… Спасибо вам.

Она терпеливо ждала, пока Джузеппе тихо прикроет за собой дверь. Выждала несколько мгновений, вслушиваясь в удаляющиеся шаги.

А затем сглотнула и открыла ящик стола.

В тусклом свете оба фиала казались драгоценными камнями, каким-то образом оказавшимися среди смятых бумаг и перьев. На них не было подписей, но Джейн они и не были нужны — Ройфе доходчиво объяснил разницу между ними.

Синий он дал ей при всех — безобидный эликсир, успокаивающий сон. А зелёный…

Она помнила осуждающий взгляд лекаря. Помнила, как звучал его голос. Помнила каждое чёртово слово.

«Не больше двух капель в день. По крайней мере, если хотите жить. Хотя на вашем месте я бы поискал более безопасные источники… Бодрости».

Несколько бесконечно долгих мгновений взгляд Джейн намертво прилип к зелёному флакону. Несколько мучительных мгновений, полных жгучего чувства в груди и сухости во рту. Она сглотнула…

А затем с силой захлопнула ящик.

— Чёртов Джузеппе, — прошипела она, закрывая глаза и откидываясь на спинку кресла. — С добрым утром, Лепорта.

Очередное прекрасное начало очередного прекрасного дня.

Каждое утро Джейн расплачивалась за свою ошибку.

Когда она впервые созвала представителей кварталов, они были изумлены. Большая часть была потрясена тем, что об их существовании вообще кто-либо знает. Остальные были в ужасе от перспективы того, что их наконец заставят выполнять свою работу. Они неловко ёрзали, упорно молчали, когда она спрашивала и послушно поддакивали всему, что она предлагала…

А затем она решила, что будет полезнее, если из безвольных запуганных болванов они станут действительно представлять жителей своих кварталов.

Боги. И почему она думала, что из этого выйдет что-то хорошее?

— Лучше я проткну тебя прямо сейчас, патрицианская ты шлюха! — запутавшийся в портупее толстяк отчаянно пытался выхватить рапиру, попутно отбиваясь от повисших на нём представителей.

— У тебя даже может получится, если хватит мозгов угадать, за какой конец держать эту иголку! — брызжа слюной, разодетый в дорогой наряд мужчина пытался вывернуться из хватки своих сторонников.

Джейн почти хотелось, чтобы они вырвались и проткнули один другого. Каждое чёртово утро происходило одно и то же. Она выходила на трибуну, приветствовала их, зачитывала вопросы на рассмотрение…

И ещё до того, как она дочитывала первый пункт, кто-нибудь бросался друг на друга, а ещё через секунду внутренний дворик Народной Палаты был похож на поле боя. С одной стороны — выряженные и увешанные золотом сторонники патрициев во главе с Дестрой, с другой — потрясающие оружием и сыпящие проклятьями их ненавистники, возглавляемые Синистрой.

А между ними — Джейн, старый Нелмеззо и горстка верных ему представителей кварталов, пытающиеся работать на самом деле .

— Уже стоит их разнимать? — бесконечно усталым голос поинтересовался Нелмеззо. — Или пусть выпустят пар?

— Тут и так уже скоро будут имперские термы, — фыркнула Джейн. — Хватит с них.

— А мы только начали делать ставки, — прошептал ей на ухо Кальдо.

Нелмеззо сделал знак одному из своих людей, и тот с силой ударил окованным посохом по камню.

— Тишина! — рявкнул Кальдо, явно наслаждаясь своей ролью.

Постепенно суматоха утихла — часто дышащие и раскрасневшиеся представители медленно расходились по своим местам вдоль стен дворика, злобно косясь друг на друга и шепча проклятья.

Джейн выждала, пока они успокоятся окончательно. Сквозь сонливость и раздражение пробивалось тихое чувство гордости, когда один за другим представители замолкали под её взглядом.

Наконец, воцарилась почти идеальная тишина.

— Повторю второй пункт правок, вынесенных сегодня на одобрение, — она мазнула предупреждающим взглядом по представителям. Злобно переглядывающиеся Синистра с Дестрой мгновенно сделали вид, что находят плиты пола чрезвычайно интересными. — С введением должности Принцепса патриции будут представлены в Магистрате в прямом виде, вследствие чего их голоса в ходе выборов представителей кварталов более не учитываются или считается за один.

Сидящие слева от неё сторонники Синистры согласно загудели, в то время как над креслами соратников Дестры начал подниматься ропот.

— Ваша милость, — Дестра элегантно встал, расправляя полы кафтана. О боги, начинается. — Я хотел бы высказаться.

Метнув предупреждающий взгляд на покрасневшего Синистру, Джейн коротко кивнула. Дестра благодарно поклонился и принялся медленно отмеривать шаги.

— Почтенные представители. Предложение многоуважаемой госпожи гонфалоньера, как и всегда, отличается крайней рациональностью и направлено навстречу народу, который мы представляем, — он уважительно кивнул Джейн. — Однако мы должны помнить, что мы здесь ради общего блага города! — он стукнул кулаком по ладони, резко разворачиваясь на месте. — Подобная поправка может обострить отношения между патрициатом и простонародьем…

— Горожанами! — рявкнул Синистра, вскакивая. — Это ты — простонародье, ублюдочный…

— Синистра, — холодно прошипела Джейн, и толстяк, возмущённо задохнувшись, рухнул на своё место. — Продолжайте, Дестра.

Наверное, она это заслужила — в конце концов, это её стараниями они втянулись в этот цирк с выступлениями и голосованиями. Месяц назад они не могли и не хотели связать и слова, а теперь ведут себя так, будто результаты этой клоунады могут влиять на что-то.

— Я хочу сказать, ваша милость и почтенные представители, что мы не можем позволить себе такое решение, — мужчина развёл руками в жесте сожаления. — Все мы хотим — но не можем. Тем более, изменение подобного толка попросту нелогичны! Почему голос человека, обладающего прекрасным образованием и внушительными суммами денег, должен стоить столько же, сколько голос побирающегося на городской свалке оборванца?

— Наверное, потому что так написано в Конституции Лепорты, — злорадно ухмыльнулся Синистра.

— Он прав, — хриплый голос старого Нелмеззо резанул по ушам. — Согласно Конституции, каждый горожанин города равен перед другим таким же горожанином, вне зависимости от его титула, финансового положения или других факторов.