Владимир Ломейко - Рыцари свастики

Уже давно Герд заметил, что Роланда обхаживает Леопольд фон Гравенау. Если бы дело ограничивалось лишь попойками да дебошами, он вряд ли бы придавал этому особое значение. В конце концов он не был ханжой. Но его настораживало совсем другое. После создания в Гейдельберге первичной организации Национал-демократической партии Леопольд, который не скрывал своего членства в ней, вел усиленную пропаганду среди студентов за вступление в ее ряды. Правда, пока он не мог похвастать большими успехами: в новую партию вступило всего несколько человек. Но зато ему удалось собрать вокруг себя большое число сочувствующих, тех, кто пока не связывал себя формальным членством в новой организации, но участвовал в ее мероприятиях. Среди последних оказался и Роланд. Леопольд уделял ему особое внимание, поскольку видел, что он пользуется большим авторитетом и влиянием среди многих студентов. Но Гравенау-младший не давил на него. Ему хотелось, чтобы Роланд сам созрел для решения вступить в НДП и привел за собой значительную группу сочувствующих. И Леопольд не жалел усилий. Он часто встречался с Роландом, знакомил его с интересными людьми, устраивал вечера-диспуты, где произносились горячие речи против старческого склероза лидеров ХДС — ХСС, против одряхлевшего государственного аппарата, бессильного предпринять что-либо новое и энергичное в области политики, образования, науки и культуры: Роланд загорался, включался в общую атмосферу, тоже обличал жильцов Шаумбурга, требовал простора для новых идей.

Возвращаясь с таких вечеров, он при встрече возбужденно доказывал Герду, что НДП не такая уж плохая партия и там есть стоящие парни. Все попытки Герда предостеречь его от демагогии замаскировавшихся нацистов успеха не имели. Роланд либо отшучивался, либо обиженный замыкался и уходил в себя. Но вчера все было совсем иначе.

Герд пришел к нему поздно вечером в очень возбужденном состоянии.

— Привет! — бросил он довольно небрежно, даже с каким-то остервенением.

— Здорово, старик! — миролюбиво ответил Роланд.

— Должен тебе сказать, что твои дружки оказались самыми обычными подонками. Между прочим, я тебе об этом и раньше говорил, — с места в карьер накинулся он на Роланда.

Тот сразу же ощетинился:

— Ты что, старик, сегодня хватил где-нибудь лишнего?

— Представь себе, нет. Хотя был отличный повод для этого!

— Может быть, поделишься новостью, и мы восполним твое упущение?

— Мне не до шуток. Несколько часов назад молодчики из НДП зверски избили дядю Иохима.

Роланд хмуро посмотрел на Герда. Он сидел бледный. Роланд знал, что Герд был привязан к своему дяде и относился к нему, как к отцу. И хотя он мог понять состояние друга, его задел тон Герда. Поэтому он спросил не то, что полагалось в таком случае:

— А почему ты решил, что его избили именно люди из НДП?

— Если тебя это интересует в первую очередь, изволь. — Герд с ударением произнес слово «это».

Дядя Герда работал водителем большого грузовика-рефрижератора, на котором он возил продукты на больших перегонах в несколько сот километров. Недавно он взял отпуск на несколько дней, чтобы навестить родственников, живших недалеко от Дахау. Направляясь туда на своем «фольксвагене», он сделал остановку в небольшом городке Рейхертсхаузене. Как рассказал Герд, его дядя зашел в местный ресторанчик выпить чашку кофе. Сам он стал свидетелем дискуссии, которую вели разгоряченные пивом и перебранкою местные жители. Когда один из них стал на чем свет стоит ругать предателей нации, которые всадили вермахту нож в спину и помогли врагу захватить Берлин, дядя Герда, сам проведший всю кампанию на Восточном фронте, не выдержал и оборвал оратора. После этого он коротко, по-мужски высказал собравшимся свое отношение к подобным речам, окрестив их дерьмовыми. Пораженные столь неожиданным вмешательством в их дела подвыпившие баварцы некоторое время грузно восседали за столами, тупо соображая смысл происшедшего. Но когда дядя встал, чтобы выйти на улицу, дорогу ему преградили сразу несколько человек. Били его скопом, молча, наотмашь, со смаком и знанием дела, вминая давно истосковавшиеся по привычной работе кулачищи в обмякшее тело лежавшего.

— Откуда ты все это знаешь? И с чего ты взял, что это были члены НДП? — настойчиво допытывался Роланд.

— Ты, конечно, прав, когда думаешь, что никто из этих типов не признается сам. Но в полицию позвонил неизвестный, который был свидетелем всей истории с начала до конца. Он рассказал, что собравшиеся перед этим громко агитировали за вступление в НДП.

— А кто этот информатор? — не унимался Роланд.

— Он не назвал себя. Сказал только, что он проезжий и оказался там случайно.

— Вот видишь — обычный анонимщик. Мало ли таких любителей наклепать на других, — Роланд явно наступал на Герда.

— Но ведь он оказался прав: дядю же избили до полусмерти. А что касается анонимщика, так он объяснил, что боится называть свое имя, потому что в полиции есть сторонники НДП и ему потом несдобровать.

— Чепуха все это! — резко заявил Роланд. — Мне, конечно, жаль твоего дядю, но, видимо, он повздорил с ними по другому поводу.

— Спасибо за соболезнование. Но звучит оно издевательски в устах человека, защищающего эту неонацистскую мразь, — зло бросил Герд.

Роланд взорвался и накричал на него. Герд выскочил, не попрощавшись.

Дверь с шумом захлопнулась за ним. Испуганная фрау Блюменфельд выскочила из своей квартиры и, поднявшись этажом выше, поинтересовалась, что случилось.

Роланд, позабыв про свою галантность, мрачно проворчал, что все в порядке, и ничком свалился на кушетку. Как ни велико было искушение, но фрау Блюменфельд не рискнула задавать ему больше вопросов. Тяжело вздохнув в открытую дверь, она медленно, как бы в раздумье, притворила ее и пошла восвояси.

Роланд вновь и вновь перебирал в памяти детали вчерашнего вечера, и ему становилось все горше на душе. Он то казнил себя за несдержанность и раздражительность, то жалел самого себя настолько, что комок подкатывал к горлу и непрошеные слезы навертывались на глаза.

«Опять остался один. Теперь уже совсем один, — тоскливо думал он. — Ушла Эрика. Потом Герд. Не осталось ни одного из близких людей, которым можно было бы излить душу. Леопольд? Нет, этот не такой. Он железный товарищ, на которого можно положиться в деле. Но он не для душевных излияний».

В дверь постучали. Стук был отрывистый, нетерпеливый, костяшками пальцев. Роланд, не подымаясь с кушетки, крикнул:

— Открыто! Входите.

Вошел Леопольд.

Роланд сначала обрадовался: хоть одна живая душа забрела в его мрачную обитель. Но следом пришла неприятная мысль: «Всегда он появляется в момент душевной депрессии. Как будто у него биотоки». Ему и в голову не могло прийти, что все визиты Леопольда были хорошо продуманы. Он давно заметил неравнодушие вдовы Блюменфельд к ее соседу наверху. Леопольд провел с ней небольшую работу и теперь был в курсе всех событий в жизни Роланда, и не только событий, но и настроения.